Галактический следопыт

Вэнс Джек Холбрук

«Неправда, — холодно отозвался Дакр. — Я играю лучше тебя, и то, что ты смог нанести мне поражение — чистая случайность».

Майро пожал плечами: «Как хочешь. Я плевать хотел на „мировое превосходство“. Мой противник — не ты, а я сам».

«Прекрасно! — заключил Форенс. — Значит, ты признаёшь мое превосходство».

«Конечно, нет. Такие выводы, даже если бы в них была необходимость, могут делать только другие, независимо оценивая вещи со стороны. Но спорить по этому поводу бесполезно и абсурдно; давай поговорим о чем-нибудь другом».

«Нет. Ничего абсурдного в этом нет. Я могу тебя обыграть и докажу это, — Форенс вынул карманные шахматы и положил их на траву. — Сыграем еще раз. Выбирай!» Дакр вытянул обе руки со сжатыми кулаками.

Майро взглянул на миниатюрную доску. На ней отсутствовали две черные пешки. Значит, Форенс держал в каждой

руке по черной пешке? Майро взял белую пешку и сказал: «На этот раз выбирать будешь ты». Он тоже вытянул обе руки.

Поколебавшись несколько секунд, Форенс прикоснулся к правой руке Майро, в которой оказалась белая пешка, и они стали играть. Так же, как прежде, Дакр играл с пламенной сосредоточенностью, сверкая глазами-топазами. Вероятно, он учел замечания Майро, относившиеся к его стилю игры, так как теперь ходил осторожнее, хотя ограничения, навязанные предусмотрительностью, явно его возмущали. Едва сдерживая веселье, Майро приготовил противнику западню, прекрасно зная, что Форенс, в своем нетерпении, примет ее за чистую монету. И действительно, Дакр стремительно передвинул ладью поперек доски, чтобы загнать в угол черного слона. Майро тихонько поставил пешку на следующую клетку и тем самым лишил белую ладью возможности выбраться из того же угла. Форенс оценил взаимное расположение фигур, зевнул и потянулся. Посмотрев по сторонам, он протянул руку: «Смотри-ка! Старина Сцанто торопится совершить еженедельный обряд омовения в озере! Почему он всегда надевает такой смехотворный купальный костюм?»

Майро мельком взглянул на бегущего трусцой студента и сразу вернулся к изучению шахматной позиции; в этот момент ладонь и кисть Форенса закрывали угол доски. Форенс передвинул слона: «Шах!» Ладья была спасена. «Ага! — подумал Майро. — Уравнение власти контролирует не только космос, но и правила шахматной игры». Он решил больше не отрывать глаз от фигур.

Сделав еще пару ходов, Майро заметил возможность неожиданно выигрышной комбинации в том самом углу доски, который охранял его слон прежде, чем Форенс отвлек его внимание и незаметно удалил черную пешку. Сохраняя полностью бесстрастное выражение лица, Майро передвинул фигуру. Форенс защитился от угрозы. Майро сделал следующий ход: «Шах!» А затем, после вынужденного ответа противника: «Мат!»

Форенс осторожно положил миниатюрную доску в карман. «Давай бороться!» — неожиданно предложил он.

Майро покачал головой: «Сегодня слишком жарко для таких упражнений. И к чему нам бороться? Если я уложу тебя на обе лопатки, я нанесу ущерб твоему самомнению. Если победишь ты, это только усугубит твою убежденность в мистическом превосходстве, что не пойдет тебе на пользу».

«Все равно тебе придется бороться. Готовься!» — Дакр напал, и Майро, с отвращением вздохнув, был вынужден защищаться. Будучи примерно одного роста и веса, молодые люди не уступали друг другу быстротой реакции и навыками борьбы. Форенс дрался с яростью фанатика, затрачивая в два раза больше усилий, чем Майро, всего лишь уклонявшийся от захватов противника, пока Форенс на мгновение не потерял равновесие. Майро тут же схватил его, повалил на землю и уселся на Дакре, прижимая его плечи к траве. «Видишь? Никаких проблем! — весело сказал Майро. — Тебе придется ввести в свою формулу корректирующий коэффициент: она больше не работает». Поднявшись на ноги, он прибавил: «Забудем обо всей этой скучной ерунде».

Форенс встал на колени и медленно поднялся во весь рост. Внезапно он разбежался и толкнул Майро изо всех сил — так, что Хетцель ударился головой об кряжистый ствол дерева-перевертыша. Испуганный болью и оглушенный, Майро, пошатываясь, сделал несколько шагов в сторону. Форенс Дакр набросился ему на спину и повалил на землю. Перед глазами Майро расплывались красные круги. Словно сквозь толстый слой ваты, он услышал голос Форенса: «Теперь ты понял, как глубоко заблуждаешься? Теперь ты понял?» С этими словами Дакр пнул Майро в шею.

Глава 2

Двери капсулы раскрылись; Хетцель выступил на площадку подземной приемной, выложенную арабесками из белой и голубой плитки. С одной стороны из пасти грифона в широкую чашу журчащей струйкой текла вода; панно в алькове за чашей изображало английский парк. С другой стороны дверь вела во внутренние помещения виллы. Прозвучал голос: «Кто меня беспокоит?»

«Майро Хетцель».

Прошло несколько секунд — хозяин виллы изучал изображение Хетцеля на экране — после чего тот же голос пригласил: «Пожалуйста, проходите!»

Дверь отодвинулась в сторону; Хетцель

сделал шаг вперед и встал на пластине, поднявшей его на первый этаж. Здесь его ожидал Конвит Клент: человек на вершок выше Хетцеля и килограммов на десять тяжелее, в мягком зеленом костюме и темно-зеленых сандалиях. Он сутулился и явно нервничал, а его кожа, как уже заметил раньше Хетцель, приобрела нездоровый сероватый оттенок. В нем трудно было узнать бодрого блондина-яхтсмена с фотографий, сделанных пару лет тому назад.

Клент искренне стремился выразить благодарность: «Чрезвычайно обязан за то, что вы согласились прибыть безотлагательно, кстулль [5] Хетцель. Мне доставляет огромное облегчение вас видеть».

5

Кстулль: принятое в Кассандере и его окрестностях почтительное обращение, происходящее от слова «стлетто» — так космические пираты называли в древности своего капитана.

«Надеюсь, что смогу вам помочь, — отозвался Хетцель. — Хотя должен напомнить, что я еще даже не знаю, чего вы от меня хотите».

Клент разразился странным истерическим смехом: «Я мог бы все объяснить одним словом — или в двух словах — но вы подумаете, что я сошел с ума. Заходите ко мне в кабинет. Моя жена навещает друзей, нам никто не помешает». Он провел Хетцеля через светлый просторный вестибюль, украшенный висячими папоротниками и порхающими цветами-мотыльками, в помещение с очаровательным интерьером в так называемом «архаическом лузитанском» стиле. Усадив Хетцеля в деревянное кресло с кожаной обивкой, Клент наполнил бокалы крепкой настойкой, после чего сам присел на диван. Сделав несколько жадных глотков, он с мрачной решительностью откинулся на спинку: «Сначала я обратился в детективное агентство Добора и попросил их установить местонахождение Форенса Дакра. Они сделали все, что смогли, но этого оказалось недостаточно. Изучая прошлое Дакра, они обнаружили, что вы учились с ним в одном классе, и кстулль Добор тут же порекомендовал мне связаться с вами. Надо полагать, его несколько раздражало отсутствие полной откровенности с моей стороны».

«Скорее всего у него просто не было никаких наводящих улик — или все его агенты были заняты. В чем заключается сущность вашей проблемы?»

Клент монотонно продолжал, больше не выражая никаких эмоций: «Я богат и занимаю видное положение в обществе. В молодости, естественно, я развлекался путешествиями и спортом; в гавани все еще стоит на якоре мой семнадцатиметровый кеч — время от времени я выхожу в море под парусами и лавирую между Тенистыми островами или даже отваживаюсь пересекать Флориент по пути к Гесперидам. Довольно долго — много лет — я оставался холостяком, хотя не прочь проводить время с женщинами. У меня были мимолетные связи, но мне и в голову не приходило жениться, пока я не встретил Пердру Ольруфф в доме одного приятеля, — Конвит Клент горько рассмеялся. — Я с первого взгляда понял, что хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь, хотя немедленно осуществить это намерение я не мог, так как она пришла в сопровождении блестящего и выдающегося хирурга, Форенса Дакра, явно испытывавшего к ней нежные чувства.

На следующий день мы вместе отобедали. Я спросил Пердру, значит ли что-либо для нее Форенс Дакр; ее ответ показался мне не то чтобы уклончивым — скорее исключительно сдержанным. Короче говоря, я узнал, что намерения Дакра мало отличались от моих, и что он ухаживал за ней настойчиво и пылко. Она не могла не принимать его всерьез: в конце концов, Дакр — человек выдающегося интеллекта и даже нечто вроде знаменитости. Тем не менее, по причинам, известным только ей, Пердра предпочла меня. Наверное, со мной легче иметь дело. Мы договорились сыграть свадьбу. Пердра сообщила о нашем намерении доктору Дакру настолько обходительно, насколько это было возможно. Он сделал несколько подобающих случаю замечаний, и на этом, судя по всему, дело кончилось. На следующий день, однако, Дакр позвонил мне по телефону и предъявил самый невероятный ультиматум: по его словам, я должен был немедленно прекратить оказывать Пердре какое-либо внимание и никогда больше с ней не встречаться, так как он, Дакр, избрал ее спутницей жизни, каковое обстоятельство делало беспочвенными любые другие соображения. Когда я снова обрел дар речи, я послал его ко всем чертям. На это он спокойно повторил, что его предупреждение было единственным, первым и последним, и что, если я не выполню его указания, мне придется иметь дело с последствиями».