Галактика мозга
Шрифт:
— Здравствуйте, Владимир Матвеевич, — сдержанно улыбаясь, вышел навстречу гостю Леонтьев.
— Добрый вечер, Юрий. — Чтобы не запутаться в отчествах министр всех, кто ниже его по рангу, называл по именам. Он опустился за длинный стол и забарабанил пальцами по столешнице. — Я только что от премьера. Ты же знаешь, как он трепетно относится к армии.
Леонтьев кивнул, еще не понимая, куда клонит министр. Какое отношение происшествие в институте имеет к армии?
Министр продолжил:
— Хотел завтра тебя вызвать, но думаю,
— Тем самым? Его машину взорвали, и он чуть не погиб?
— Да. Три года назад об этом все газеты писали. Премьер его лично наградил орденом. С тех пор о генерале многие забыли, а премьер помнит. — Министр вновь забарабанил по столу.
— А в чем дело, Владимир Матвеевич?
— А дело в том Юрий, что генерал Павлов все эти годы лежит в коме. И врачи ничего не могут сделать. Ни-че-го! Родственники измучились, потеряли надежду и обратились к премьеру. Вот он и вызвал меня… Поэтому я здесь.
Рашникова внесла две чашки кофе и вазочку с конфетами.
— Сыт я этим кофе. Не буду, — небрежно махнул рукой министр.
— Унеси, — зашипел на ассистентку Леонтьев, сел напротив Гриценко и осторожно поинтересовался: — Премьер говорил обо мне?
— Нет, конечно. Он говорил о боевом генерале Павлове, который многое сделал для страны. Таких людей страна должна ценить.
— Согласен, — кивнул Леонтьев, чтобы заполнить возникшую паузу.
— И еще премьер говорил о науке. По его мнению, наука должна создавать не только теории, но и смело применять их на практике, особенно, когда великий человек в беде.
— Мы так и работаем. Фундаментальные исследования сочетаем с практикой. У нас даже конференции называются научно-практическими.
— Да не в этом дело!
— А в чем?
— В общем, премьер хочет, чтобы мы, используя самые передовые достижения науки, оживили генерала.
— Вывели из длительной комы, — уточнил профессор Леонтьев, невольно вспомнив самоуправство дерзкого Шувалова.
— Называй, как хочешь, сути это не меняет. Премьер требует, чтобы мы включили мозг генерала. Он так и сказал: включили!
— Если лучшие врачи за три года не смогли…
— При чем тут врачи! — оборвал директора Гриценко. Всем было известно, что давний выпускник технического университета, ставший министром, уважал лишь точные науки. — Я уже связывался с ними, и знаешь, что они говорят? «Мы не теряем надежды». Я спрашиваю, какие новые методы вы применяете, а они — не теряют надежды! Это издевательство, а не наука!
Леонтьев невольно сжался под грозным взглядом раздосадованного министра.
— Что требуется от меня? — осторожно поинтересовался директор Института нейронауки.
— Премьер разве не ясно выразился? Включить мозг генерала!
— Легко сказать…
— Твой институт изучает человеческий мозг. Вы все наши извилины и бороздки посчитали и описали. Ведь так?
— Это еще в прошлом
— Не прибедняйся. Я видел ваши нейроанатомические атласы. Там мозги разрисованы точно карта. Эта область за то отвечает, та — за другое. Полная картина! Что тебе еще надо?
— И картам этим сто лет в обед. Только они так же приблизительны, как средневековая карта мира, когда очертания материков были весьма далеки от реальности, а белые пятна по площади превышали все остальное, — пытался растолковать министру состояние дел Леонтьев.
— Очертания материков, — усмехнулся Гриценко. — Так найди смелого ученого, который подобно Колумбу, поплывет в Индию не на восток, а на запад! Может тогда что-нибудь новое и откроете. Есть у тебя такой человек?
«Был», — подумал директор, едва сдерживая досаду.
24
Шувалов и Петровская с недоверием смотрели друг на друга. Он ждал ответа, она оценивала его внутреннее состояние. Неожиданно следователь картинно рассмеялась.
— Разве я говорила о побеге? А вдруг, вас собьет машина, тогда вы точно избежите тюрьмы.
— Вы очень добрая, — процедил Антон.
— Thanks, — ухмыльнулась Петровская.
— Чтение журнала не прошло для вас даром, — Шувалов кивнул на яркую обложку, кричащую заголовками на английском.
— Журнал ни при чем. Спасибо, вы еще не заслужили. — Загадочно ответила следователь и обратила внимания на нагрудный карман его куртки. — Кажется, у вас телефон звонит. Поговорите. Я приведу в порядок свои записи.
Она демонстративно отодвинулась. Шувалов выдернул телефон, поднес к уху.
— Да! — резко ответил он.
— Антон, дружище, рад тебя слышать.
— Кто это? — не узнал собеседника ученый.
— Ник Наумов из Бостона! — По радостному возгласу Шувалов вспомнил бывшего коллегу из Института нейронауки Николая Наумова, который несколько лет назад эмигрировал в Штаты. — Как твои дела, Антон?
«I’m fine!» — хотел на американский манер ответить новоиспеченному американцу Шувалов, но, не стал лукавить и ответил по-русски:
— Нормально.
— Не слышу радости в голосе!
«Если ее нет в жизни, зачем изображать голосом».
— Всё нормально, Николай, всё по-прежнему. А ты как?
— Прилетай, увидишь.
— Далековато.
— Девять часов полета — разве много? В нашем институте все в восторге от твоих идей, Антон. Все только тебя и цитируют, а когда я заявил, что знаком с тобой… О, что началось! — Наумов перешел на официальный тон. — Вчера я имел беседу с нашим директором. Он приглашает вас, доктор Шувалов, возглавить специальную лабораторию. Тематика исследований будет соответствовать вашему направлению. Финансирование на топ уровне. А зарплата… Антон, у нас тут бездари по сто двадцать тысяч в год огребают, а ты-то, с твоей головой… В общем, я первый спешу тебе обрадовать. Ты согласен?