Галерея святых или исследование образа мыслей, поведения, правил и заслуг тех лиц, которых христианство предлагает в качестве образцов
Шрифт:
Воистину, только религия дикарей может приписывать богу такой свирепый нрав. А ведь надо сознаться, что именно такое понятие о боге вытекает из принципов христианства. Раз бог мог быть настолько несправедливым, что потребовал смерти невинного сына, то почему бы ему не находить удовольствия в человеческих гекатомбах? А как расценивать Тертуллиана, писавшего, что "смерть святых драгоценна в глазах господа"?
Большое число людей, которых церковь возвела в ранг мучеников и память которых она чтит, были явными самоубийцами, то есть добровольно шли на смерть, которой они согласно правилам собственной религии должны были избегать и отгонять от себя. Во всяком случае, такие действия противоречат принципам современного христианства, воспрещающего лишать
смерти.
Действительно, святой Киприан говорит, что Иисус
предупредил работу палача и добровольно испустил дух. Его примеру последовал святой Игнатий, епископ антиохийский и ученик евангелиста Иоанна. Когда этого святого осудили на то, чтобы отдать его на растерзание зверям в цирке, он писал христианам в Рим, что умирает добровольно, и просил не вступаться за него. Евсевий рассказывает про одного мученика, по имени Герман, что он раздражал зверей, чтобы они его скорей растерзали. Он прибавляет, что в этом случае мученик вел себя как истинный философ. Святой Климент Александрийский, призывая христиан к мученичеству, ссылается на пример язычников, добровольно причинявших себе смерть.
Мученики так далеко заходили в своем безумстве, что один африканский проконсул, которому надоела бессмысленная резня христиан на основании императорского эдикта, приказал спросить через глашатая, "есть ли еще христиане, желающие умереть". А услышав, что все в один голос просят смерти, он предложил им, чтоб они сами повесились или утопились и избавили бы суд от труда. Короче, первые христиане были влюблены в смерть, и язычники часто, чтобы досадить им, лишали их удовольствия быть гонимыми и чести стать мучениками.
Евфемиты, которые хоть и были еретиками, но так же жаждали смерти, как и ортодоксы, дали себе прозвище мартириан. Доказывая истинность своего учения, они кичились тем, что у них гораздо больше мучеников, чем у других. Монтанисты, тоже еретики, утверждали, что нельзя спасаться от гонений бегством. Тогда-то соборы попытались установить различие между "истинными" и "мнимыми" мучениками. Согласно решениям Лаодикейского, Карфагенского и Эльвирского соборов добровольное мученичество стали считать грехом. Да, в действиях и учении церкви никогда не было ничего прочно установленного.
Если спросить наших богословов, по какому признаку можно распознать истинного и мнимого мученика, они скажут, что causa facit martyrem, то есть что тот истинный мученик, чье дело правое. Но как определить правоту дела? Разве не всякий человек, умирающий за веру, убежден, что его дело - самое справедливое? Разве мусульмане, погибающие в боях против неверных, не воображают себя мучениками за единственно истинную религию? А разве протестанты, которых столь жестоко преследовало свирепое благочестие Людовика четырнадцатого, не смотрели на себя как на истинных мучеников?
Нам могут возразить, что ни еретики, ни неверные не могут иметь истинных мучеников, что эта важная привилегия принадлежит только ортодоксальной церкви. Но что такое ортодоксальная церковь? Когда она преследует или вырезывает людей, упорствующих в своих верованиях, она утверждает, что не создает мучеников, а лишь справедливо наказывает мятежников, выступающих против церкви. А вот если бунтовщики, принадлежащие к ортодоксальной церкви, понесли наказание за преступление, этих преступников причисляют к исповедникам или мученикам. Мартиролог римской церкви наполнен именами многих полезных для нее фанатиков, которые были вполне справедливо наказаны за свои безумные действия. Мы находим там, например, имя святого Фомы Кентерберийского, погибшего во время открытого восстания против законов своей страны. Иезуиты включили в число мучеников всех своих собратьев-смутьянов, убитых
Несколько мучеников этого рода мы находим и в древних мартирологах. Мы встречали там среди прочих имя святого Федора, солдата, который сжег в Амасии храм Кибелы и немедленно донес судьям о своем подвиге, не дожидаясь даже, чтоб его стали допрашивать. Несмотря на вышеупомянутые постановления соборов, церковь еще и теперь считает мучениками и отмечает в своем календаре таких людей, которые лишили себя жизни, чтобы уклониться от жестокого обращения гонителей. К их числу относятся святая Пелагея и ее мать, которые бросились обе с крыши дома. Святая Аполлония сама бросилась в огонь. Святая Евлалия, двенадцати лет от роду, вопреки увещаниям матери, покинула дом свой и стала порицать судью за идолопоклонство. В его присутствии она бросила на землю его идолов. Судья из жалости к ее молодости пытался образумить ее. Но она своими дерзкими выходками вынудила его осудить ее на смерть. Знаменитый Бароний очень смущен такого рода фактами и не знает, что сказать на это (quid ad haec dicamus noil habemus), но он ловко вывертывается, приводя цитату из святого Амвросия, указавшего, что бога не может оскорбить наша смерть, если мы к ней прибегаем как к целебному средству De Virginitate. Такой сентенцией можно оправдать любое самоубийство.
Впрочем, даже по признанию самих христианских богословов, мученики проявляли рвение отнюдь не сознательно. Святой Киприан порицает многих исповедников и мучеников за гордость, чванство, дурной нрав и, особенно, за невежество в писании. В 27-м послании он, говоря об исповеднике по имени Лукиан, пишет: "Наш брат Лукиан, тоже числящийся в исповедниках, обнаруживший воистину пламенную веру и бестрепетное мужество, но весьма нетвердый в писании" и так далее. В том же послании Киприан сообщает, что многие исповедники были до такой степени невежественны, что не в состоянии были сами писать "удостоверения о воссоединении", которые они выдавали отступникам. Им приходилось обращаться к более грамотным, чтобы за них написали. Кстати сказать, обычай выдавать такие удостоверения очень не нравился нашему святому епископу, так как от этого страдал его авторитет.
Далее, по всем данным, среди умерших за веру было много таких, которые не могли иметь никакого представления о религии, за которую умирали. Какие, в самом деле, могли быть понятия о христианстве у двенадцатилетних детей, у молодых девушек или у всех тех, кто при виде стойкости христиан под пыткой сразу обращался в христианство, восклицал: "Я христианин" и немедленно подвергался казни? Нам, пожалуй, укажут, что благодать чудесным образом осеняла этих людей, и они вмиг оказывались просвещенными. Но тогда мы спросим, почему же бог, вместо того чтобы допустить жестокие убийства стольких верных служителей, не ниспосылал лучше достаточное количество благодати, чтобы обратить и гонителей, и судей, и народ, видевший все эти ужасные казни и столько чудес, о которых повествуют жития мучеников?
Чудеса, которых полны жития мучеников, покажутся довольно нелепыми тому, кто захочет над ними пораздумать. Если верить дошедшему до нас рассказу смирнской, церкви о смерти святого Поликарпа, епископа смирнского, его приговорили к сожжению, но благодаря великому чуду пламя не коснулось его, а образовало вокруг него как бы свод, под которым мученик оставался нетронутым. Однако удар меча умертвил святого. Бог, оградивший его от огня, не захотел оградить его от меча. С другой стороны, зрители-язычники, присутствуя при смерти мучеников и сопровождавших ее чудесах, вопреки склонности всех народов на земле поддаваться всему необычайному, нисколько не бывали тронуты всем этим. Напротив, их жестокость возрастала, и они не обращались в новую веру. Отсюда приходится заключить, что чудеса видели только христиане, которые и засвидетельствовали их. Очевидно, что самым невыполнимым чудом для христианского бога было суметь убедить народы в достоверности тех чудес, которые он совершал ради своих посланцев и святых.