Галерные рабы его величества султана
Шрифт:
— Вон лежит его тело. Это дон Хуан де Гонсало и Вальдес, — ответил не высокий средних лет офицер. — Я хорошо говорю по-турецки и пусть, эфенди не утруждает себя толмачем.
— Кто ты? — спросил Мустафа.
— Штурман фрегата "Санта Мария де ла Виктория" дон Рамон де Нарвега.
— Всех вас сейчас запрут в трюме. У вас будет выбор, либо принять ислам и пойти со мной, либо стать рабами и быть проданными в первом же берберском порту. Подумайте что для вас лучше. Несколько дней у вас есть.
Нарвега поклонился
— А что у вас вон в той каюте? Что там такое? Золото испанского короля? Почему закрыта?
— Там наш пассажир, эфенди. Некий очень важный господин.
— Что за господин? Кто такой?
— Этого я не могу знать. Про то знал только сам капитан. Но он мертв.
— Хорошо! Увести всех пленных и запереть в трюме! Быстро!
Мустафа с видом повелителя распахнул двери каюты таинственного пассажира фрегата. Он вошел внутрь и думал, как этот человек задрожит при виде его обрызганных кровью врагов боевых доспехов. Такое бывало не единожды.
Но в каюте был совершенно спокойный высокий человек средних лет. Ни один мускул на его лице аскета не дрогнул. Он учтиво склонил голову:
— Привет тебе, эфенди! — произнес он на турецком языке.
— Я капудан-паша османского флота Мустафа. А ты кто такой?
— Я? Тот, кто имеет тамгу великого падишаха полумира, — спокойно ответил незнакомец и протянул Мустафе пергаментный свиток. — Посмотри сюда!
Мустафа пригляделся и похолодел. Под документом стояло: "????????". Это было имя падишаха полумира. А это означало, что лично повелитель османской империи повелевает всякому подданному падишаха соблюдать все, что скажет предъявитель сего!
— Откуда это у господина? — Мустафа побледнел.
— А разве эфенди не должен повиноваться, и ни о чем не спрашивать?
— Да. Прости мое любопытство, эфенди.
— Ты можешь не переживать, почтенный капудан-паша. Я все знаю о тебе. Ты бежал из Стамбула. Разве не так? Но ты, по-прежнему, трепещешь при имени султана.
— Берберские пираты не враги великому султану. И одно дело бежать из Стамбула, а иное стать личным врагом падишаха.
— Я это знаю. И потому помогу тебе, капудан-паша.
— Поможешь?
— Ты желаешь, чтобы пиратские беи приняли тебя?
— Да. Это мое желание.
— Тогда я дам тебе такую возможность. Ты получишь от меня письмо к Шагин-бею. И он примет тебя одним из своих капитанов.
— К Шагин-бею? — Мустафа был искренне удивлен, что этот гяур знает самого большого берберского бея. И он даже обещает ему протекцию.
— Не веришь в мои возможности? — снисходительно улыбнулся незнакомец.
— Верю, — произнес Мустафа, заколдованный взглядом этого человека.
— Вот и хорошо. А сейчас позови ко мне того человека, что гостит на твоей галере.
— Ты и про него знаешь?
— Я многое
После этого Мустафа вышел из каюты и аккуратно закрыл за собой двери.
"Кто этот человек? Я так и не спросил его имени. Но заставил меня повиноваться одним своим взглядом. Уж не сам ли это шайтан*? (*Шайтан — черт). Или один из таинственных дэвов властителей судеб? Он все знает обо мне и моих планах. Ему не стоит перечить"……
Федор Мятелев был удивлен не менее Мустафы. Он видел пред собой кардинала Пьетро Ринальдини!
— Монсеньор?
— Ты узнал меня, Федор. А я ждал тебя.
— Здесь, монсеньор? На этом корабле? Я не могу прийти в себя от того, что монсеньор здесь!
— Здесь. Я знал, что сейчас ты не попадешь в дом Адреотиса. Я знал, что ты окажешься волею судеб на османской галере "Меч падишаха".
— Это странно, монсеньор. Странно, что ты все знаешь обо мне. Ты можешь видеть судьбы?
— Могу. Но не пытайся узнать, что тебе ждет в будущем, Федор. Я понимаю про что ты желаешь спросить.
— Отчего же мне не знать что меня ждет?
— Бог даровал нам две даты, Федор. Две. Одну мы знаем. Вторая скрыта от нас. Дата рождения тебе известна, а бог не желает давать тебе знания о второй дате — дате смерти.
— Моя смерть будет страшной? — спросил Мятелев, побледнев.
— Роr las Entranas de Dios! Всякая смерть страшна. Мало кому в этом мире хочется умереть. Но сейчас я звал тебя не для того чтобы говорить о судьбе. Ты должен знать, что тебе делать далее.
— Но со мной…
— Марта и твой друг, бывший галерный раб? Я знаю про это. Я знаю что Марта провалила задание, которое ей было дано. Но так распорядилась судьба. А с судьбой не может спорить даже Орден иезуитов. Так что напрасно она испугалась моего гнева. Да и сделала она при дворе султана не мало, хотя даже не догадывается об этом.
— Значит ей можно явиться к тебе?
— Нет. Видеть её я не желаю. Зачем?
— Вот как?
— Да, так. Но тебе придется сноса отправиться в Стамбул, Федор. Берберские корсары сумеют тебя туда переправить. Там в доме Адреотиса ты станешь учить испанский. И с тобой тоже станет делать твой приятель. Если ты пожелаешь взять его и Марту с собой.
— Пожелаю.
— Но тебя ждут дальняя дорога и приключения.
— Это не плохо, монсеньор.
— После того как ты овладеешь языком, Адреотис переправит тебя в Испанию.
— Но неужели я не могу учить испанский где-нибудь в ином месте. Не в Стамбуле.
— Тебе более ничего не грозит. В Стамбуле с тобой больше ничего не случиться. За это могу поручиться. Но жить пока ты станешь именно там. Так нужно. И не стоит тебе знать больше, чем тебе знать нужно, — голос кардинала иезуитов стал строгим и властным.