Галерные рабы
Шрифт:
— О славный повелитель! Я буду рад ошибиться, ибо моя ошибка будет означать твою безопасность! Но, к несчастью, я прав, ибо я единственный из твоих слуг предан тебе до гроба и не брошу своего господина на произвол Судьбы, как остальные. Свитки [108] учат: «Аллах украсил землю всем сущим, создал разные ценности, дабы испытать людей и узнать, кто из них будет поступать лучше других». Вон скачет чауш, и сейчас ты убедишься, верно ли я говорю про тех, кто заседает в твоем диване…
108
Почетное
— Анатолийское ополчение укрылось в обозе, построило возовое укрепление и отбивается от гяуров. Татары сбежали. Сипахи засели в своем лагере и отказываются сражаться, пока им не выплатят жалованье…
Искандар украдкой глянул на владыку: что предпримет султан? Любой другой на его месте приказал бы садиться на коней и спасаться бегством. Однако среди недостатков Мехмета III трусость не значилась.
— Теперь я и без тебя, о мудрейший и верный Искандар-паша, ведаю, что произойдет! Скоро неверные окажутся здесь! Да, вон они идут!
…В неярком солнечном свете заблистали кирасы немецких ландскнехтов и австрийских конников. Вой труб, громыханье барабанов, регулярные мушкетные залпы звучали все ближе и ближе. На выстрелы турецкой артиллерии этот железный зверь обращал не больше внимания, чем кабан на собачьи укусы: содрогнется, ощетинится, рыкнет, еще сильнее озлобится и еще решительнее устремляется вперед.
Перед султаном вдруг предстала окровавленная тень тезки, Мехмета I, погибшего в битве на Косовом поле в 1389 году от руки сербского витязя. Может, в ряды бронированных германов шайтан поместил второго Милоша Обилича, который одним ударом осиротит Блистательную Порту… О Аллах, Айнан. Меджид-Истинный, Всемогущий, как отвратить беду?
— Чауш-паша, верно ли шепчут в народе и войске, будто гадалки предсказали тебе непобедимость в битвах?
Искандар смутился. Через доверенных людей он распускал эти лестные для себя слухи, немало способствовавшие росту его популярности в армии. Стоит или нет подтверждать их султану?
— Солнцеподобный, мне действительно говорили об этом кое-какие прорицатели и звездочеты. Да мало ли что они болтают!
— Что ж, проверим, правильно ли составлен твой гороскоп. До сих пор, я припоминаю, ты не терпел неудач на войне. Назначаю тебя сераскером и передаю командование войском. Если астрологи не лгут, ты свершишь невозможное: вернешь утраченную победу!
…А если нет, то султан останется ни при чем. Кто узнает, когда новому сераскеру доверили командование? И козлом отпущения станет именно он, Искандар, позорно проигравший битву на Керестешском поле!
Черные мысли, однако, осветлялись чувством искренней радости. Искандар кинулся к ногам повелителя:
— Благодарю великодушнейшего из великодушных! Пусть руки твои достигнут желаемого тобой! Только прошу обещать, что хондкар не станет отменять мои приказы, какими бы странными они не казались…
— Обещаю! Встань, сераскер, и распоряжайся!
Искандар вскочил, будто окрыленный. Сбылась его мечта: он во
Как всегда в те минуты, когда он руководил боевыми действиями, его ум словно озарялся. Замыслы, идеи, планы, как детальки в часовом механизме, цеплялись одна за другую с необыкновенной точностью, гладко, без сбоев и приносили нужный результат.
Искандар смотрел на поле боя и видел его не так, как остальные. Нестройные толпы людей, убивающие друг друга, представлялись ему некими абстрактными силами, евклидовыми геометрическими фигурами, имеющими определенное числовое значение, направление движения, ударную мощь. Пролитая кровь, горы трупов не будоражили его воображение, не вызывали ни ужаса, ни жалости. Если он и учитывал их, то чисто арифметически, уменьшая в уме цифры, обозначавшие численность тех или иных фигур — отрядов. Эти обобщенные образы отдельных полков и родов войск, каббалистические знаки войны Искандар мысленно сравнивал друг с другом, переставлял с места на место, как фигурки в игре «сто забот» или шахи-маты.
Не меньшим наслаждением было проникать в умы вражеских и своих воевод, оценивать их возможности, предугадывать дальнейшие действия с учетом их знаний, темперамента, боевого опыта, особенностей народов, которыми они предводительствовали.
И особое упоение владычеству боем придавал дамоклов меч риска, фатальность неудачного решения…
Даже от женщин он не получал такого удовольствия, как от этой острейшей и опаснейшей игры ума!
— Позвать гениш-ачераса! — отдал он свой первый приказ.
Когда командир янычарского корпуса явился, Искандар без лишних слов объявил:
— Повелитель только что назначил меня сераскером, сам устранился от командования.
Сулейман-паша склонил голову:
— Рад оказаться под твоим началом, непобедимый. Слушаю твои распоряжения.
— Немедленно продвинь четыре орты йени-чери вперед, чтобы они заняли оборону у пушек. Возглавь их сам. Две оставшиеся орты построй в боевой порядок у шепира. Они будут резервом. Прикажи пушкарям вести непрерывный огонь по передним рядам вражеских полков.
Затем сераскер подозвал двух чаушей.
— Ты собери всех мазул из свиты. Пусть станут вместе с телохранителями, держа оседланных коней в поводу. Ты же ступай в обоз, выведи оттуда всех охранников, слуг, брадобреев, конюхов, повозничьих, купцов, маркитантов. Только лекарей не трогай. Чтобы ни единого дармоеда там не осталось! Вооружи их, чем найдется, хоть вертелами и оглоблями, и присоедини к тем двум ортам, что расположатся у шепира. Мурад-ага!
— Я здесь, Искандар-бег! — подскочил высокий молодой командир одной из орт. Он был рад первым назвать сераскера новым причитающимся ему титулом, ставившим Искандара в ряд со знатнейшими вельможами. На командующего Мурад смотрел с преклонением и восторгом. Искандар знал, что это искреннее чувство. Он и сам любил его за честность и воинские таланты. Теперь появилась возможность возвысить верного человека.