Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Шрифт:
– А как же наша святая миссия освобождения славянства, в том числе подъяремной многострадальной Червонной Руси, откуда мы слышим вековые воздыхания и стоны? – не без иронии спросил Дашевский.
– Одно другому не мешает. Я все же думаю, что нас подвигло на войну признание нашей собственной отсталости и наглая уверенность немцев в своем превосходстве. Посмотрите, какое негодование и презрение в народе ко всему немецкому!
– Жертвовать сотнями тысяч соотечественников на чужих землях, чтобы дать достойный отпор германской наглости? – поднял брови Дашевский.
– А какие же тогда,
– Ну, одну из них уже упомянули – это наша зависимость от европейского устройства и соответствующих договоров…
– Павел Андреевич, – повернулся Новосад к Белинскому, – а как вы считаете?
Капитан задумчиво посмотрел на молодого товарища. Он старался избегать споров о войне. Его удручало отсутствие единомышленников.
Он свято верил в догмы о защите веры, царя и отечества, усвоенные им в кадетском корпусе и укрепившиеся за годы службы. Но что касается нынешней войны, то разумных причин для России воевать не находил. А для современной Европы решать споры путем взаимного истребления вообще считал безумием. Но с кем бы он ни делился своим мнением – встречал безумную воинственность, остервенелое германофобство и антисемитизм. Шовинистический чад с первых дней войны заполнил все кругом. Даже его близкие друзья и знакомые, которых он уважал за индивидуальные суждения, порой граничащие с опасными революционными крайностями, превратились в фанатичных патриотов.
– Нам, господа, следует меньше рассуждать, – неожиданно послышался голос Корецкого, который наконец закончил рапорт о злополучном автомобиле с дамой и собакой, – а больше уповать на правоту нашего исторического дела, а точнее, на безошибочный инстинкт масс и милость Божию.
– Ну конечно, – с иронией парировал Дашевский, – русский человек во всем видит Бога, без воли которого и волос не упадет с его головы.
– А как же иначе, Владимир Михайлович. – Корецкий встал и начал расхаживать по кабинету. – Такие великие события, как эта война, не могут обойтись без участия божественной силы и высшей справедливости.
– Я с вами согласен, уважаемый Борис Зенонович, лишь в том, что народная религиозная фантазия безгранична в объяснении великих событий.
– А что это за фолиант у вас? – спросил Корецкий, заметив толстую книгу на столе Дашевского.
– Специальный номер венского издания «Reise und Sport – галицийцы», стоимостью целых пять крон, который содержит обширную и весьма ценную для нас информацию о здешнем крае. Рекомендую полюбопытствовать.
Корецкий взял книгу и стал пролистывать ее.
– Вот такую же панораму города вместе с окрестностями, только в виде дубовой модели, мне на днях предложил один из моих агентов, – ткнул он пальцем во вкладку книги. – По его заверениям, модель стоила тридцать тысяч крон, а изготавливалась инженерами по заданию австрийского штаба целых два года. Этот прохвост за указание места ее хранения пожелал, чтобы я оставил шестьсот рублей в конверте при кассе кондитерской Зочека.
– И как вы думаете поступить? – спросил заинтригованный Новосад.
– Я думаю, мой агент и так подарит мне этот макет после того, как полицейский чиновник составил на него протокол по причине продажи папирос дороже цены на этикетке.
На
– Интересно, – продолжал листать книгу Корецкий, – во Львове, оказывается, имеется даже своя фабрика по шлифовке бриллиантов.
Слово «бриллианты» мгновенно привлекло внимание поручика Чухно, который занимался составлением финансового отчета отделения за минувший месяц. Список затрат на оперативные нужды заканчивался расходами на чай, сапоги, тридцать бутылок красного вина для нужд штаба, телефон для связи с городами Галиции, шины и покрышки для автомобиля.
Несколько мгновений он исподлобья смотрел на Белинского, прикидывая, стоит ли уделить внимание этой бриллиантовой фабрике. Однако решил не отвлекаться – было уже запланировано более живое дело: заявление владельца бакалейной лавки по Шоссейной в доме Гитштейна-Пинхуса некоего Шпака, который доносил, что в Тарнополе, в магазине «Народной торговли» по улице Третьего Мая, на складе спрятано большое количество полотна, белья, спиртного и других предметов, которые, по его словам, будут полезны русской армии. Владелец магазина еврей Эрлих якобы при вступлении русских войск в Тарнополь скрылся, а магазин закрыл с намерением в будущем передать весь товар австро-германцам.
Теперь Чухно предстояло убедить начальника отделения командировать его на место с проверкой. В подобных случаях тот обычно не возражал. Тем более что в итоге таких выездов Чухно обычно возвращался с ящиком конфискованного вина или какой-нибудь редкой по тем временам снедью.
Рабочий день подходил к концу, и офицеры уже собирались переместиться в соседнее здание, где в американском кафе Вассермана отметить именины государя.
Корецкий уже обговорил меню с хозяином заведения, который обещал, что на столе будет копченый сиг, язык и гусиная печенка. С собой офицеры намеревались взять несколько бутылок водки и хереса.
Белинский пожелал товарищам весело провести вечер, сам же он собирался засесть за чтением обнаруженных в библиотеке Матаховской произведений модных авторов Анри Дювернуа и Джона Голсуорси.
Глава 18
Вызов Мезенцева к Новогребельскому
Начальник жандармского управления полковник Мезенцев был срочно вызван в штаб генерал-губернатора.
Дорога до Губернаторских Валов обычно занимала не более пяти минут, но при выезде с Коперника на Кароля Людвига полковнику пришлось задержаться и вместе с огромной толпой львовян с изумлением наблюдать, как по центральному проспекту гарцевали полки Кавказской туземной дивизии.
Воины ехали в черных бурках, черкесках и алых башлыках. Под ними были необычно косматые низкорослые лошади. Пронзительно звучала зурна. На солнце блестело золото и серебро оружия. Впереди на белом коне с винтовкой за плечами ехал мулла.
Своими впечатлениями о дикой красоте кавказцев полковник по прибытии на место поделился с генералом Новогребельским, который как раз обсуждал с помощниками переброску Дикой дивизии в район Самбора.
Все сходились во мнении, что в условиях Карпат лучших разведчиков, чем горцы с их выносливыми и неприхотливыми к корму лошадьми, не сыскать.