Гамбургский счет: Статьи – воспоминания – эссе (1914–1933)
Шрифт:
Пропал рыжий щенок, которого так любил Маяковский.
IV
Нордерней – остров в соленом Немецком море, правее Голландии, если стоять спиною к материку.
Остров весь состоит из одной дюны.
Остров гол.
Передняя, лобовая стена его, та, которая обращена к морю, одета по откосам камнем. В тесный ряд стоят отели, с музыкой, прямо перед морем. Сзади пустынная дюна. Море.
И низкий берег материка.
По морю идут из Атлантического океана высокие,
Мы встретились здесь. Он молодой, как будто бы шестнадцатилетний, веселый, азартный.
Ловили крабов. Убегали в море за волною. Ставили камни.
Кто дальше.
И нужно было убежать, пока не вернулась волна.
Далеко в море уходили мостки для лодок.
Можно было бегать по мосткам, играть с волною.
Брызги моря на платье имели серые соленые края, когда высыхали.
Северное океанское солнце грело. Ветер жегся. На этом солнце, у этого берега хорошо сидеть в шерстяной фуфайке.
У берега чужого океана, у самого его края, кончалась наша молодость.
V
Владимир Владимирович любил хорошие вещи.
Крепкие, хорошо придуманные.
Когда он увидел в Париже крепкие лаковые ботинки, подкованные сталью под каблуком и на носках, то сразу купил он таких ботинок три пары, чтобы носить без сносу.
Лежал он в красном гробу в первой паре.
Не собирался он умирать, заказывая себе ботинки на всю жизнь.
Над гробом наклонной черной крышей, стеною, по которой нельзя взобраться, стоял экран.
Люди проходили мимо побежденного Маяковского.
Он лежал в ботинках, в которых собирался идти далеко.
Побежденный он не жил, побежденный он лежал мертвым.
Его письмо это романс.
Его поют в трамваях беспризорные.
Может, вы слыхали.Товарищ правительство!Пожалей мою маму,Устрой мою лилию-сестру.В столе лежат две тыщи,Пусть фининспектор взыщет,А я себе спокойненько помру.
Современный романс написанКусиковым{255},а не беспризорными. Беспризорные заказывают свои песни специалистам.
Они сразу узнали в письме Маяковского песню. А это письмо только припев к большому стихотворению «Во весь голос».
Вот какую историю имеет линия, простая линия романса, многократно побежденная и многократно победившая.
Я пишу это в комнате без окон, в которой две белые печи выставили свои теплые зады.
В комнате кожаные зады выставили книги.
Если я захочу, я разверну их, они оживут в комнате книжной белой молью.
В сущности говоря, мне их не надо, они мне не заменят Маяковского.
А бить эту белую моль в ладоши, побеждать ее, спиртовать ее в банках я сегодня не умею.
VI
Голосом хотел
Все понимали его, когда он читал, но книги шли не очень. Не до всех доходила цена отхода от себя. От хорошо знакомой темы, темы личной жизни.
Маяковский не случайно встретился с сегодняшним днем, и человека, который на велосипедных гонках едет впереди на мотоциклете и ведет за собою всех, рассекая воздух, этого человека нельзя назвать попутчиком. Хотя он на мотоциклете, а гонки велосипедные.
Маяковскому пришлось самому быть своим пророком, самому объяснять себя.
Отказываться от друзей, выпрямлять свою песню, сжимать иронию.
Очень трудно быть поэтом, поэтом-лириком, укрощать змей.
Он не мог жить без песни.
Трудно родятся новые жанры, с трудом преодолевает быстрая машина свое стремление на повороте. Маяковский хотел уйти в драму, в прозу, это было очень трудно.
Он возвращался к лирике.
Работница-текстильщица написала Третьякову, что смерть Маяковского это несчастный случай на производстве.
Он погиб, изготовляя лирические стихи. Он отравился ими.
Трудно быть поэтом.
Маяковский говорил, что он фабрика, а если он без труб, так ему от этого еще трудней.
Золотой край
Считать ли время свое прошлым?
Владимир Маяковский не случайно так трудно строил сюжет своих поэм.
Люди нашего времени, люди интенсивной детали – люди барокко.
Сергей Михайлович Эйзенштейн, автор замечательных кусков картин, вместе со мною осознал это,ввел в теорию{256}.
Теорию аттракциона.
Подробности и генерализация, о которых писал Лев Николаевич Толстой, борются друг с другом.
Поэт правильно построенного сюжета – не поэт, строящий образы.
Так оператор в ателье спрашивает: «Вам снять стену или человека?»
Барокко, жизнь интенсивной детали, не порок, а свойство нашего времени. Наши лучшие живые поэты борются с этим свойством.
Форма, вероятно, это не превращение формы в содержание, а преодоление содержанием формы, то есть несовпадение прежде существующей формы с новой, еще не появившейся. Формы, существуя вне нас, обрушиваются иногда на нас.
Так обнаруживается закон тяготения в обрушившемся на голову хозяина дома потолке.
Так обнаруживаются законы содержания.
Как в белую ночь не потухает пушкинский закат – восход.
Уже выше горизонта легла полоса голубого.
Облака еще розовые.
Не закат, а восход, может быть, как у крестьян в разговоре с Толстым:
«Толк-то есть, да не втолкан весь».
Форма существует как обусловленная рядом, лежащим вне искусства.
Как результат столкновения рядов.