Гамбургский счет: Статьи – воспоминания – эссе (1914–1933)
Шрифт:
Гордость в их обладании.
Они заменяют гербы.
Проза Пушкина суха, если она проза художественная, тогда он работает в ней большими смысловыми величинами, почти не обозначая самих предметов.
Вот описание реки у Пушкина в прозе:
«Река еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом». Это Яик.
А вот описание Волги (из «Дубровского»):
«Волга протекала перед окнами, по ней шли нагруженные барки
Зато в статьях Пушкин писал другим слогом.
Вот как пишет Пушкин о старой русской литературе:
«Нам приятно было бы наблюдать историю нашего народа в сих первоначальных играх разума, творческого духа, сравнить влияние завоевания скандинавов с завоеванием мавров. Мы бы увидели разницу между простодушною сатирою французских trouveurs и лукавой насмешливостию скоморохов, между площадною шуткою полудуховной мистерии и затеями нашей старой комидии».
Мандельштам в стиле своего путешествия взял путь на украшенную статью.
«Путешествие в Армению». Это путешествие среди грамматических форм, библиотек, слов и цитат.
Есть замечательный писатель Свифт, у него описывается, как Гулливер попал в страну ученых. Люди несли там по улице тяжелые кули.
Ноги у людей гнулись, как у носильщиков в мучном ряду.
Груз был – вещи для разговора.
Люди избегали прямого слова, они разговаривали, показывая друг другу вещи, вытаскивая их из карманов или из кулей и раскладывая по мостовой.
Этот способ хуже слова.
Научимся видеть.
Мандельштам – огромный поэт, но он для того, чтобы передать вещь, кладет вокруг нее литературные ассоциации.
Он возводит ее к привычному ряду.
Так мыслит Эйзенштейн в «Октябре», показывая ряд богов.
Вещи дребезжат. Вещи, как эхо, разнообразно повторяют друг друга.
Путешествие О. Мандельштама странно, как будто он коллекционирует эхо.
Их коллекционировал уже один герой у Марка Твена.
Мандельштам описывает картинную галерею.
«Посетители передвигаются мелкими церковными шажками.
Каждая комната имеет свой климат. В комнате Клода Монэ воздух речной. Глядя на воду Ренуара, чувствуешь волдыри на ладони, как бы натертые греблей.
Синьяк придумал кукурузное солнце».
Это очень хорошо сказано, но у Синьяка была цель – передача солнца, а Мандельштам передает манеру Синьяка.
«Кукурузное солнце» светит в картинах импрессионистов (пуантилизм).
Солнце, сделанное из закругленных мазков, похоже на плотное зерно выпуклой чешуи кукурузного початка.
Так определяет Мандельштам сомкнутую блестящую разбитость импрессионистской картины.
И вот выходит Мандельштам из картинной галереи и пишет о прекрасном городе Сухуме:
«Я
Сразу после французов солнечный свет показался мне фазой убывающего затмения, а солнце – завернутым в серебряную бумагу.
У дверей кооператива стояла матушка с сыном. Сын был сухоточный.
Конец улицы, как будто смятый биноклем, сбился в прищуренный комок; и все это – отдаленное и липовое – было напихано в веревочную сетку».
Солнце тускло после картины, мир весь как в веревочной сетке. Путь Синьяка, путь импрессионистов к солнцу уничтожен.
А солнце на картине обошлось человечеству очень дорого.
Картины делаются не для того, чтобы ими компрометировать солнце. Это мы сами, когда искусство становится манерой, мы сами оказываемся в клетке, сеткой отделяющей нас от мира.
Мир без глубины
(Юрий Олеша)
Вещи, о которых я пишу, были первоначально напечатаны в журнале «30 дней».
В этом журнале ко всякому куску, ко всякой статье дано предисловие.
Недаром Салтыков-Щедрин говорил, что в искусстве писания предисловий мы обогнали все просвещенные народы.
Юрий Олеша написал роман и пишет сейчас черновики к роману.
Он пишет о зависти, и журнал прилагает рисунки завидного: Бенвенуто Челлини (автор указывает издание «Academia»), Джек Лондон, Пушкин, Бальзак, Толстой.
Юрий Олеша завидует по каталогу, завидует вещам, которые все знают.
Юрий Олеша талантлив и умен, но старая культура, которая его преследует, плохого качества. Она из плохого книжного шкафа.
Книжные шкафы могут портить даже классиков.
У Олеши Шиллер нюхает гнилые яблоки для вдохновения.
И все делают поговорочные вещи. Впечатление, что Олеша не жил с этими людьми, а видел их через окна.
Люди, упомянутые Олешей, почти не знали, что они создают высокое искусство.
Вазари называет Донателло резчиком, умеющим также изготовлять статуи.
Поэтому они не завидовали.
Юрий Олеша написал превосходную первую половину романа «Зависть».
Плохо, когда «Враги» Лавренева, и «Лавровы» Слонимского, и «Братья» Федина основаны на красных, белых и розовых братьях. Сердит это и у Леонова в «Скутаревском».
Роман Олеши сделан на превосходных деталях, в нем описаны шрамы, зеркала, кровати, мужчины, юноши, колбаса, но сюжет сделан на двух братьях –красный и белый{269}.
Вещь построена неправильно, потому что метод ви?денья, который проведен через весь роман, – это метод виденья отрицательных героев – Бабичева и Кавалерова.
А между тем это самое сильное в романе, и герой не может быть опровержен, потому что он владеет стилем вещи.
Стиль вещи Олеша вскользь определяет, говоря про фамилию героя, ведущего повествование, что эта фамилия (Кавалеров) «низкопробна и высокопарна».