Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу
Шрифт:
«Стоп! — закричал Михаил, начиная соображать. — А потом этим занялся Геркулес?»
«Правильно».
«И что? Ты меня сравниваешь с каким-то золотарем, специалистом по чистке выгребных ям?»
«Выгребных ям? Да разве дело в словах? То, что совершил Геркулес, было грандиозно. Представь себе: гору навоза длиной в десять миль, шириной тоже в десять миль и высотой в метр… и эту гору он убрал!»
«Я бы не стал убирать».
«Михаил, тогда это была целая проблема. В наши дни мы этого, разумеется, вообще не допустили бы».
Рафаил:
«В
Пока архангелы беседовали таким манером, посланцы, подошедшие к ним, напряженно слушали.
Михаил потерял нить и вдруг спросил:
«Какое мне, в сущности, до этого дело?»
Орифиил скромно ответил:
«Я думал, тебя это заинтересует. В связи с твоим вопросом о Геркулесе».
Но Михаил внезапно опять обнаружил своих дозорных и рявкнул:
«Что они здесь делают? Я уже раз спрашивал».
Гавриил:
«Они хотели передать тебе донесение с земли. Они уже давно здесь. Но ты спал. А когда мы вознамерились тебя разбудить, упал меч и памятная медаль отскочила».
Теперь наконец Михаил Архангел обратил внимание на дозорных.
«Ребятки, подойдите сюда, еще ближе, совсем близко. Может, поторопитесь? Как вы осмелились без моего приказа, без специального разрешения оставить свой пост! Вы знаете, это пахнет дезертирством. Эй вы, дезертиры!»
Дозорные пали ниц и начали молить о пощаде. Пока архангелы пытались успокоить необузданного Михаила, посланцы, не поднимая головы, стали рассказывать (поэтому Михаил слышал их с пятого на десятое, и им приходилось все повторять дважды); они рассказывали злосчастную историю о том, что происходит на земле.
Мало-помалу Михаил угомонился. Сел на ступеньку и начал выспрашивать людей по существу дела. Они тут же залопотали, перебивая друг друга. Время от времени Михаилу приходилось устанавливать тишину, чтобы переварить сообщения. Один дозорный рассказывал о Данциге и Польше, другой — о Дании и Норвегии, третий — о Бельгии, Голландии и Франции, четвертый — об Англии. Это было чудовищно. Пятый рассказывал о Японии и летчиках-камикадзе. О том, как японские летчики в Тихом океане камнем падают на военные суда и взрываются вместе с ними.
Тут посланцам пришлось сделать долгую паузу. Тугодуму Михаилу требовалось много времени, чтобы до него дошло сказанное. Итак, люди с бомбами отвесно падают с неба на военные суда и взрываются: это интересовало Михаила с чисто технической стороны.
Некоторое время все молча сидели и стояли вокруг.
Наконец Михаил поднял голову. Лицо его было хмуро, лоб прорезали морщины.
«И все это время я спал? Что усыпило меня?»
Архангел встал, потянулся. Меч он поставил перед собой. Он все еще был в полудреме.
Чтобы прервать эту дрему, архангелы заговорили с ним. Рафаил спросил, не слышал ли он взрывов при бомбежках Лондона.
Архангел гордо засмеялся:
«Нет!»
В это мгновение небо зашевелилось. Раздался голос:
«Михаил!»
Все
Архангелы устремили взоры на трон.
Но больше они ничего не услышали.
Опять зазвучала музыка небесных сфер. Михаил встал осиянный, лицо его было как гроза, волосы — львиная грива — развевались. Он нагнулся, нахлобучил шлем, застегнул ремешок. Вертикально подмял меч, вынутый из ножен.
Затем он вскочил на своего ратного вороного коня. Во главе своего войска он сорвался с неба. И подобно молнии ринулся на землю.
Имя его — Михаил, «Кто как Бог», а обязанность — показывать людям: Бог не дремлет.
Повсюду, где появлялся архангел, он бросал свой меч на чашу весов. По своему хотенью приводил в замешательство всех на земле. Создавал препятствия и устранял их.
Постепенно война подходила к концу.
Женщина стоит перед церковными вратами, руками и ногами вколачивает в них свои тезисы.
И тут вдруг врата с шумом распахиваются.
Выходит спешившийся всадник, за ним его усталый скакун, всадник ведет его на поводу. Это Михаил, «Кто как Бог».
Свет, излучаемый его мечом, мог бы убить. Но этот свет влил в женщину новые силы. Она упала, но смогла подняться.
И почувствовала себя такой сильной, что чуть было не попросила у Михаила Архангела его коня и его оружие: хотела сама поскакать и добиться того, что ей принадлежало по праву.
Но Михаил не дал матери ни своего коня, ни своего меча. Ибо управиться с этим мечом, как мы видели, не сумели даже его товарищи — архангелы.
Так рассказывала Элис. Лицо ее сияло. Она обняла сына. Потом вскочила, светлая, словно горящий факел, взметнула руки и умчалась прочь.
Истины профессора Маккензи
Нахмуренная Кэтлин зашла в комнату Эдварда, присела к нему, но не стала говорить; опустив голову, она, казалось, ждала, что Эдвард заговорит первым. Брат взял Кэтлин за руку. Тогда она прервала молчание:
— Я не могу слушать этих людей. Ты единственный, кто в силах что-то сказать. Отца я не понимаю. Да и мама изменилась. Почему она не говорит того, что у нее на уме?
— Ты мучаешься, Кэтлин?
— А ты нет? — Она грустно рассматривала свои сложенные на коленях руки. Потом прошептала: — Мама уже была у тебя? Да? Тогда я хочу тебе кое-что рассказать. Может, ты и сам это знаешь. Ты воевал еще где-то далеко, а я уже вернулась сюда. Дом остался прежним, но я не чувствовала себя дома. Им я ничего не сказала. Но не находила себе места. Неужели это брак? Раньше я считала всех нас одной семьей: отца, маму, нас с тобой, их детей. Но я никогда не присматривалась к родителям. На войне люди становятся взрослей, и вот ты видишь свою семью как бы со стороны; наблюдаешь за ней, хотя раньше тебе это и в голову не приходило. И тут ты вдруг обнаруживаешь… — Кэтлин глубоко вздохнула.