Гамп и компания
Шрифт:
– Ветераны Вьетнама против войны, – говорит он.
– Но война-то уже закончилась.
– Для нас – нет.
– Да, но уже десять лет, как…
– Насри на это, Форрест. Мы просто скажем, что все это время здесь были.
В общем, добрались мы до парка Лафайета, что напротив Белого дома. Там были всевозможные протестующие, а также бродяги и нищие. У всех имелись транспаранты, некоторые ходили по улице и орали, а многие поставили в парке небольшие палаточки или соорудили домики из картона, чтобы там жить. В
Мы с Деном решили обосноваться в углу парка, и кто-то сказал нам, где здесь магазин электроприборов. Мы сходили туда, прихватили пару коробок от холодильников, и они стали нашими домами. Один из чуваков порадовался тому, что наступила зима. Он сказал, что когда начинает теплеть, парковые службы непременно в самой середине ночи врубают систему дождевальных установок, чтобы всех оттуда выкурить. Парк Лафайета теперь вроде как изменился с тех пор, как я последний раз здесь был – или по крайней мере изменился дом президента. Теперь вокруг него стоит железная ограда с бетонными столбами через каждые несколько футов, и там взад-вперед расхаживает вооруженная охрана. Похоже, президент больше ни с кем не хочет видеться.
Мы с Деном взялись клянчить деньги у прохожих, но не слишком много народу откликалось. К концу дня у нас набралось всего три бакса. Я начал беспокоиться за Дена. Он без конца кашлял, сделался жутко тощим и все такое прочее. Тут я вспомнил, что когда мы возвращались домой из Вьетнама, он отправился в госпиталь Уолтера Рида, и там его подлечили.
– Нет, Форрест, я даже слышать об этом месте не хочу. Они уже один раз меня подлечили, и посмотри, куда меня это завело.
– Но, Ден, – говорю я, – тебе совсем ни к чему страдать. Ты еще молодой человек.
– Молодой человек, черт побери! Я ходячий труп – ты что, идиот, этого не видишь?
Я пытался его уговорить, но без толку. Он наотрез отказывался возвращаться в госпиталь Уолтера Рида. Ту ночь мы провели в коробках, и в парке Лафайета было чертовски тихо и темно. Сперва мы хотели найти коробку для Ванды, но затем я решил, что ей лучше спать с Деном, потому как она могла его согреть.
– Слушай, Форрест, – какое-то время спустя говорит Ден. – Я знаю, ты думаешь, что я стырил все деньги из креветочного бизнеса. Верно?
– Не знаю, Ден. То есть, мне так другие люди говорили.
– Короче, я этого не делал. Когда я оттуда свалил, там уже нечего было тырить.
– А как насчет отъезда в большом лимузине с девушкой? – спрашиваю. Я просто должен был его об этом спросить.
– Это все ерунда. Просто у меня в банке оставались какие-то последние деньги. И я прикинул – да что за черт? Если я намерен совсем разориться, я вполне могу сделать это стильно.
– Но что же тогда случилось, Ден? То есть, у
– Триблу, – говорит он.
– Мистеру Триблу?
– Ну да. Этот сукин сын с ними сбежал. Вернее, именно он должен был это сделать, потому как кроме него этого сделать никто не мог. У него были все счета и тому подобное, и после того, как твоя мама умерла, он всем заправлял. В один прекрасный день он говорит всем, что на этой неделе на зарплату денег не хватит, но что, мол, потерпите немного, и деньги найдутся. А на следующей неделе этот сукин сын свалил!
– Поверить не могу. Мистер Трибл был кристально честным человеком.
– Ага – как шахматист. Прикидываю, ты мог так считать. А лично я думаю, что он проходимец. Знаешь, Форрест, хороший ты парень, но главная твоя беда в том, что ты всем доверяешь. Ты не думаешь, что есть люди, которые при первой же удачной возможности тебя надуют. Они всего один раз на тебя смотрят и говорят: «Лох». А твоя большая тупая задница не понимает различия. Ты доверяешь каждому, как будто он твой друг. Но мир не таков, Форрест. Уйма людей вовсе тебе не друзья. Они просто смотрят на тебя, как банкир смотрит на того, у кого он хочет взять кредит: «Как бы мне обуть эту деревенщину?» Вот как все бывает, Форрест. Вот как все бывает.
Затем Ден снова начинает кашлять и наконец засыпает. Я высовываю голову из коробки от холодильника и вижу, что небо расчистилось, но оно холодное и неподвижное. Все звезды сияют, и я уже собираюсь заснуть, как вдруг теплая мгла будто бы наползает на меня сверху, и в этой мгле – лицо Дженни. Она вроде как улыбается и на меня смотрит!
– Ну что, классно ты в этот раз просрался?
– Угу. Похоже, что классно.
– Все уже было у тебя в руках, верно? А потом ты так разволновался насчет церемонии, что забыл отпустить клапан – и вот что получилось.
– Я знаю.
– А как насчет малыша Форреста? Как он к этому отнесется?
– Не знаю.
– Могу себе представить, – говорит Дженни, – что он будет не на шутку разочарован. Ведь это с самого начала была его идея.
– Угу.
– Так ты не думаешь, что должен ему рассказать? В конце концов, он собирался приехать туда и провести с тобой Рождество, верно?
– Как раз это я собирался сделать завтра. Пока что у меня просто не было времени.
– Да, думаю, тебе лучше это сделать.
Я понял, что она вроде как злится, да у меня и у самого настроение было не очень.
– Да, скажу тебе, вот было зрелище, когда ты бежал по тем полям, весь в свином говне, а за тобой гналась толпа, и все свиньи тоже.
– Угу, так, наверно, и было. Но знаешь, я вроде как прикидывал, что ты сможешь мне помочь… Понимаешь, о чем я?
– Пойми, Форрест, – говорит она, – не моя очередь была о тебе заботиться.