Гамп и компания
Шрифт:
Понятное дело, из Вашингтона прислали трехзвездного генерала, чтобы разобраться со мной и моими проблемами. Это в своем роде удача, потому как армия никаким боком не хочет ввязываться в это дело и быть обвиненной в крушении «Эксон-Вальдеса». Лучшее, что они могут сделать, это убрать меня оттуда – и поскорее.
– Вот что, Гамп, – говорит генерал. – Будь на то моя воля, я бы вас за это к стенке поставил. Но поскольку это не так, я намерен сделать вторую вещь, которая кажется мне наилучшей. А это означает перевод вашей большой жопы как можно дальше отсюда. Если точнее, то в город Берлин,
– Так точно, сэр, – отвечаю. – Но как меня туда доставят?
– Самолет, Гамп, уже на взлетной полосе. Моторы работают. У вас всего пять минут.
Глава десятая
Отправка в Германию оказалась еще далеко не всем. Это если считать, что туда меня в наручниках и кандалах доставили четыре сотрудника военной полиции. Они всю дорогу не переставали мне напоминать, что, если я выкину какой-нибудь номер, им дан приказ колошматить меня по башке дубинками.
Кто-то в высших эшелонах командования, надо думать, дал приказ, чтобы мне поручили самую грязную работу во всей армии, и этот приказ был скрупулезнейшим образом выполнен. Меня направили в танковую часть, где моей обязанностью стало счищать всю грязь с гусениц танков – и вот что я вам скажу: той зимой на гусеницах танков в Германии была чертова уйма грязи.
Еще, судя по всему, разнесся слух, что я Иона или типа того – в общем, человек, приносящий несчастье. Из-за этого никто не хотел со мной разговаривать, не считая сержантов, которые только и делали, что на меня орали. Дни там холодные и влажные, а ночи тоскливые, и я еще никогда не чувствовал себя так одиноко. Я написал несколько писем малышу Форресту, но его ответы были какие-то короткие, и мне показалось, что он вроде как меня забывает. Порой по ночам я пытался увидеть во сне Дженни, но без толку. Может статься, она меня тоже забыла.
В один прекрасный день кто-то говорит мне, что я получаю помощника по очистке гусениц танков и должен показать ему, как это делается. Я прошел в гараж, а там стоит чувак, глазея на гусеницу. На этой гусенице, наверное, добрая сотня фунтов грязи.
– Это ты тут новенький? – спрашиваю.
Когда он поворачивается, то меня чуть кондрашка не хватает! Это же старина сержант Кранц из Вьетнама и с военной базы, откуда мы с мистером Макгивером забирали мусор для наших свиней! Только вот я замечаю, что сержант Кранц никакой уже больше не сержант, а простой рядовой.
– Нет, только не это! – вот что первым делом вырвалось у него, когда он меня увидел.
Похоже, сержант Кранц винит меня за ту неудачу, из-за которой его разжаловали из сержантов в рядовые, хотя даже такой дебил, как я, понимает, что он малость преувеличивает.
А случилось следующее: после того как мы с мистером Макгивером вышли из свиного бизнеса, сержант Кранц решил, что армия на самом деле может продавать свой мусор свинофермам по всей округе. Вскоре у них завелось столько денег, что они даже не знали, что с ними делать. Тогда сержант предложил использовать их для постройки нового офицерского клуба, и генерал был так
В день торжественного открытия состоялся большой праздник с оркестрами, бесплатной выпивкой и тому подобным, а чтобы в самом конце вечера достойно этот праздник увенчать, они пригласили стриптизершу аж из самой Австралии. Она должна была исполнить свой номер на сцене. Говорили, она не только самая лучшая стриптизерша в Австралии, но и во всем мире.
Так или иначе, офицерский клуб был так набит, что стриптизершу едва было видно. Тогда в какой-то момент сам генерал забрался на столик в задней части помещения, чтобы получше все разглядеть. Вот только сержант Кранц, судя по всему, установил потолочные вентиляторы чуть ниже нормы, и когда генерал выпрямился на столике, вентилятор долбанул его по черепу. Скальпировал его почище любого индейца.
Генерал был в ярости. Он без конца матерился и вопил: «Как я теперь все это жене объясню?» Понятное дело, он обвинил во всем сержанта и тут же, не сходя с места, разжаловал его и послал сюда, на самую грязную работу во всей армии.
– Я был одним из первых чернокожих солдат, которым удалось добраться до самого верха положенных им в этой армии рангов, – говорит сержант Кранц, – но такое опущение, что всякий раз, как я оказываюсь поблизости от тебя, Гамп, я непременно в говно сажусь.
Я сказал ему, что очень сожалею, но что не совсем честно винить меня в случившемся.
– Угу. Пожалуй, ты прав, Гамп. Просто я вложил так много в двадцать восемь лет из своего тридцатилетнего срока военной службы – а тут вдруг получается, что остаток этого срока я провожу как простой рядовой, – говорит он. – Кто-то должен за это отвечать – так в армии принято. Я за это отвечать не могу – иначе как ты объяснили, то, что я добрался до самого высшего из полагающихся мне армейских рангов?
– Может, тебе просто повезло, – говорю. – То есть, ты по крайней мере долгое время был сержантом. А лично я всегда на самом дне этой кучи говна торчал.
– Угу, – говорит сержант Кранц, – может, и так. В любом случае это уже, по-моему, значения не имеет. А кроме того, зрелище почти того стоило.
– Какое зрелище? – спрашиваю.
– Да когда тот вентилятор со старого ублюдка скальп снял, – говорит он.
Вот так мы с сержантом Кранцем получили подходящую для нас работу. Такое впечатление, что наша часть вечно на маневрах, и грязь всякий раз по два фута в глубину. Мы скребем, ковыряем, рубим и поливаем из шланга грязь от рассвета дотемна. Когда мы возвращаемся к казарме, то обычно бываем слишком грязны, чтобы туда забираться, и нас поливают из шланга на холоде.
Сержант Кранц, когда он вообще разговаривает, в основном говорит о Вьетнаме, который он почему-то всегда вспоминает с любовью.
– Да, Гамп, вот были старые добрые времена, – говорит он. – Настоящая война! А не то говно с полицейскими акциями, которое сейчас для нас придумали. Черт, у нас были танки, гаубицы и бомбардировщики, которые могли обрушить на врага добрую порцию ссаки.
– Похоже, на нас они порой тоже добрую порцию ссаки обрушивали, – говорю.