Гамсун. Мечтатель и завоеватель
Шрифт:
Кнут Гамсун хотел, чтобы его книга называлась именем редактора Томессена, для того чтобы всякому было ясно, кто послужил прототипом циничного редактора, главного персонажа книги, но издатель сумел отговорить Гамсуна. В результате на титульном листе появился заголовок «Редактор Люнге». В романе Гамсун рисует картину политического развития Норвегии, начиная от раскола в партии Венстре {32} и вплоть до весны 1893 года. Он почти совсем не старается каким-то образом замаскировать подлинных личностей, всякий мог распознать здесь газету «Верденс Ганг» и ее тогдашние публикации. Гамсун поддерживал борьбу радикалов за формирование более свободного духовного климата и все более активную борьбу за политическую независимость в рамках унии со Швецией. Гамсун рисует убедительную картину, когда раз за разом
В «Голоде» Гамсун описывает свою первую встречу с бесстрашным редактором, который мужественно и блистательно выступает против правых. В «Редакторе Люнге» он характеризует Томессена следующим образом: «Он — один из этих крестьян-студентов, которые оторвались от своих корней и оказались на незнакомой почве, в незнакомой атмосфере; он, как и все они, ущербная личность, краснобай из деревенской усадьбы, который изо всех сил пыжится изобразить борца за свободу и щеголя, каковым по своему происхождению отнюдь не является. У этого человека нет духовного развития, он — насквозь фальшив». Так говорит Лео Хейбро, который на протяжении всего повествования в книге высказывает мысли, которые по разным поводам высказал сам Гамсун. Рассказывая любовную историю Лео Хейбро, Гамсун рассуждает о том, насколько циничный мужчина способен разрушить самое лучшее, что есть в человеческой жизни: доверительные, интимные отношения между мужчиной и женщиной. Хейбро отдал свое благородное сердце Шарлоте Иллен, а она, увы, ответила на ухаживания крестьянского студента Энре Бондесена, который служил идеалом для Люнге. Принцип «используй человека и выбрось его на помойку» затрагивает всех и вся, а источник заразы — сам редактор и его газета.
Выход в свет «Редактора Люнге» произвел эффект разорвавшейся бомбы, брошенной анархистом: все отшатнулись от подлого преступника, но с интересом наблюдают за ним. Книга была распродана за неделю, и издатель уже радостно заказывал в типографии новый тираж.
Лишь через несколько дней Кнут Гамсун в полной мере осознал ситуацию, когда, сидя в кафе «Реженс», он стал просматривать газеты. Бьёрнсон назвал «Редактора Люнге» самой бесчестной книгой из всего созданного в норвежской литературе [109] .
109
Бьёрнсон писал о «Редакторе Люнге» в норвежской «Опландес Авис» от 25.04.1893 и «Дагбладет» от 26.04.1893. Рецензия на «Редактора Люнге» была помещена в норвежской «Дагбладет» от 14.04.1893, «Кристианиа Интеллигент Седлер» от 15.04.1893, «Моргенбладет» от 16.04.1893, «Бергене Тиденде» от 21.04.1893, «Верденс Ганг» от 22.04.1893, «Афтенпостен» от 23.04.1893 и датских «Политикен» от 30.04.1893 и «Берлинске Тиденде» от 15.07.1893.
Возмущенный автор пытался найти защитника в лице Арне Гарборга, к которому он обратился с просьбой написать рецензию. Однако его неизменный литературный соперник Арне Гарборг написал, что Гамсун в своем романе позволил взять на себя роль Господа Бога, выносящего приговоры в день Страшного суда, при этом он разоблачил себя: «Стремление вызвать к себе интерес, поразить всех, сыграть роль разбитного парня так, чтобы его имя было у всех на устах, тут уж все средства хороши, а движущей силой этого романа являются ненависть и страх…» Свою рецензию Гарборг закончил убийственной репликой: «Роман „Редактор Люнге“ написан для невежд».
В Париже Гамсун постоянно ощущал душевный дискомфорт. Всякий раз, когда он покидал свой дом летом и осенью 1893 года, он осознавал, как много он не знает, сколь во многом он отстает от других, несмотря на прочитанные и написанные им самим книги и статьи, несмотря на высказанные на лекциях идеи и мнения. Во время общения с другими скандинавами у него постоянно возникали конфликты по поводу его интеллектуальных претензий. Проходя по Латинскому кварталу, он постоянно видел студентов, снующих по многочисленным зданиям Сорбонны, и размышлял о том, что им наверняка помогают родители, родственники или благотворители. Его-то в свое время отец заставил начать свою жизнь с обучения сапожному ремеслу.
Он
Но когда приступ самоуничижения проходит, он уже сомневается, насколько и впрямь другие лучше него. В Париж приезжают все — и литераторы, и художники, впрочем, здесь все называют себя художниками, все шумные и самоуверенные. Многие из них просто шарлатаны и останутся таковыми навсегда. Таких типов он встречал и в Копенгагене, и в Кристиании, а теперь и в Париже. Они, как паразиты, хищно вгрызаются в предмет своего интереса, вскоре начинают считать его своим, а потом и целиком пожирают. Многие женщины изо всех сил стремятся быть современными, так что полностью теряют свою привлекательность, они заняты лишь манипулированием другими в своих личных целях. Такой типаж он описывает в «Мистериях» — кокотку, сущую шлюху, постоянно занятую интригами, она не живет, а играет в какую-то игру.
110
Гамсун — Эрику Скраму от 10.05.1893.
Видал он таких в своей жизни.
Он нехотя вновь берется за рукопись, над которой работал очень давно, наряду с другими, при этом то и дело откладывал ее в сторону. Роман должен был повествовать о художественной среде Кристиании, о той среде, которая порой вызывала у него отвращение.
Постепенно из заметок, разрозненных кусков, которыми он сам был часто недоволен, складывался новый роман. Роман, в котором содержались нападки на трусливых, малодушных политиков и современное духовное состояние общества, которое уничтожает все естественное в жизни, особенно в женщине.
С каждым новым увлечением возрастало и его отвращение к женщинам: «Наши молодые женщины утратили свою силу, свою прекрасную наивность, способность к страсти, расовое своеобразие, свое умение радоваться единственному мужчине, они стали искательницами приключений, они, показывая свою готовность следовать за кем угодно, бросают многообещающие взгляды», — написал он в рукописи, которую с ироничной улыбкой озаглавил «Новь».
Гамсун довольно много встречал в своей жизни разного рода богемных личностей, которые предавались иллюзиям, обманывая и себя, и других. Вот какие слова вложил он в уста персонажа — рупора своих идей, домашнего учителя Колдевина: «Наши молодые писатели не способны поднять уровень нашей литературы, в моем понимании этого не происходит. Они не обладают для этого возможностями, <…> они на это не способны».
Гамсун опять нападает на редактора Томессена и «Верденс Ганг», и в связи с этим Колдевин говорит: «Нет, прощать этого нельзя. Если простить, то это ведет к разложению. На доброту следует отвечать еще большей добротой, но за зло следует мстить, зло должно быть отмщено».
Вот Гамсун и мстил.
Во всех ситуациях в романе чистыми и незапятнанными остаются лишь два торговца. За последние пятнадцать лет ему доводилось встречать таких. В своей новой книге Гамсун рассказал, как художники, пользуясь благотворительностью богатых коммерсантов, платят им за их доброту тем, что заводят романы с их женщинами. Он, который всегда писал неторопливо, теперь строчил страницу за страницей.
Когда он наконец отослал заключительную часть романа в Копенгаген в октябре 1893 года, на него вновь обрушилась с нападками «Моргенбладет». Норвежская консервативная газета назвала его апостолом обмана в норвежской литературе, ярким воплощением пустоты, прорехи в норвежской цивилизации [111] .
Когда Гамсун был чем-то взволнован, у него начинала трястись правая рука. Прочитав тогда написанное в «Моргенбладет», он лег на диван и в течение нескольких часов приходил в себя, пока не успокоился настолько, чтобы быть в состоянии написать письмо своему верному другу Болетте Павелс Ларсен из Бергена.
111
Нильс Вогт в «Моргенбладет» от 27.10.1893.