Гамсун. Мечтатель и завоеватель
Шрифт:
«К сожалению, норвежцы только и умеют, что болтать о национальных интересах, патриотизм норвежцев только на языке, а не в сердце». Так заявил Гамсун в своем гневном обращении к книготорговцам [305] . Впадающий во все большее отчаяние Григ выпустил буклет под девизом «Домой в Норвегию», в котором был составлен список великих норвежских писателей, которых акционеры смогут «вернуть» в Норвегию, если издательство станет норвежским. Список норвежских писателей, которые таким образом должны были вернуться домой, возглавлял Гамсун, далее парами шли Бьёрнсон и Ибсен, Хьелланн и Ли и в самом низу — Амалия Скрам {68}
305
Гамсун — Кристиану Кёнигу от 5.11.1924.
Благодаря этому буклету, изданному огромным тиражом, было куплено акций еще на 150 000 крон.
Перед Рождеством все еще оставалось невыкупленных акций на общую сумму в четверть миллиона. Харальд Григ отправился в Копенгаген в надежде убедить Хегеля и других в «Гюльдендале» снизить цену. 30 декабря он вернулся домой ни с чем. Но тут, как говорится, чертик выпрыгнул из табакерки. До того как бой часов в полночь провозгласил наступление Нового года, Григ телеграфировал Хегелю: полный капитал собран, куплено акций на сумму в 1 200 000 крон.
Шестая часть акций принадлежала Кнуту Гамсуну.
Журналист и поэт Нурдаль Григ с восторгом писал своему брату Харальду: «С этой покупкой акций произошло очень значимое для нашей культуры событие: у нас появился норвежский „Гюльдендаль“. Теперь наши книги, выставляемые в витринах книжных магазинов всего мира, включая те места, куда уже дошла цивилизация в Азии и Африке, — приплывают туда под норвежским флагом — исключительно под норвежским флагом» [306] .
306
Нурдаль Григ в норвежской «Осло Афтенавис» от 31.12.1924.
Нурдаль Григ знал многие важные детали этой истории, но никому не рассказывал.
Его брат в те новогодние дни находился в отчаянном положении человека, плывущего в лодке, днище которой дало течь, и он старался не только ради норвежского «Гюльдендаля», но и ради собственной карьеры. И в дальнейшем его плавание было удачным, так как Гамсун вложил в издательство свое состояние и умело использовал свое влияние на находившегося в Копенгагене Хегеля. Конечно же, без Кнута Гамсуна и Харальд Григ, и другие акционеры пошли бы на дно.
Харальд Григ любил покрасоваться. И теперь, после блистательной сделки, он уговорил Кёнига торжественно представить его человеку, которому он, как никому другому, был обязан тем, что сделал свою стремительную карьеру: из журналиста превратился в директора издательства, которое сумело вернуть из Копенгагена на родину норвежское литературное достояние.
Гамсун теперь был силен экономически как никогда.
В начале 1925 года местный комитет по налогам оценил имущество Гамсуна в 419 000 крон. Осторожная оценка, надо сказать.
Ежегодно Гамсун вкладывал огромные суммы в сельскохозяйственные работы Нёрхольма. Кроме того, в усадьбе постоянно осуществлялись очередные проекты, связанные со строительством новых дорог, расширением старых, осушением болот и новыми посадками. Получаемые им счета и разного рода официальные извещения он складывал в большие конверты,
В его романах сельское хозяйство никогда не было убыточным.
Доходы Гамсуна стали в это время почти неисчислимыми.
Факт присуждения Нобелевской премии открывал перед ним двери издательств во всех странах. Резко возросли продажи в Америке, «Плоды земли» вышли тиражом 18 010 экземпляров, «Голод» — 14 693, «Пан» — 8966, «Мечтатели» — 4696 и «Новь» — 3086 экземпляров, все это в течение лишь одного полугодия. Общая сумма гонораров Гамсуна, за вычетом налогов и жалованья литературным агентам, составила 84 000 крон. Что равнялось годовому жалованью восьми полковников. В следующее полугодие книги Гамсуна продолжали так же хорошо продаваться, «Плоды земли» все время выпускались дополнительными тиражами, пользовались успехом и «Мечтатели». Почти полсотни тысяч крон в качестве гонорара за второе полугодие.
В то же время, судя по всему, ни мировая известность, ни факт получения Нобелевской премии не произвели ни малейшего впечатления на британцев. За один и тот же период, когда из Америки Гамсун получил гонорар в 130 000 крон, из Англии пришли жалкие 2000 крон. В то время как почти 30 000 американцев приобрели «Плоды земли», за которые Гамсун получил Нобелевскую премию, в Великобритании роман купили менее 2000 человек. Романом «Пан» заинтересовались всего лишь несколько сот британцев. И когда до Гамсуна доходили эти жалкие фунты, шиллинги и пенсы, он особенно тщательно пересчитывал их и раскладывал по отдельным конвертам. Видимо, эти суммы он рассматривал как пощечины. Он видел из поступавших отчетов, что даже в маленькой Голландии его книг продавалось больше, нежели во всей Британской империи! В сентябре 1934 года он получил чек на 108 933,3 кроны, доходы от проданных за рубежом книг. И среди них лишь 2–3 тысячи крон — процентные отчисления от британцев [307] .
307
Отчеты о продажах книг Гамсуна за рубежом находятся в HPA-NBO.
У британцев, как видно, не было особого интереса к его произведениям. Что же касается немцев, то наоборот, они никак не могли насытиться его книгами. Из Германии постоянно поступали сообщения о все новых и новых тиражах, очень хорошо продавалось его полное собрание сочинений. В немецких театрах ставились его пьесы. Это были явные и нескончаемые свидетельства того, что немцы нуждаются в его книгах. Каждый месяц на счета Гамсуна поступало 12 000 золотых марок — явное свидетельство нормализации жизни в Германии.
Это уже был не нищий, униженный народ, это был народ, хотя и разобщенный, но уже готовый снова встать на ноги. При этом политики экстремистского толка были гораздо менее популярны, нежели несколько лет назад. Осенью 1924 года при выборах в рейхстаг ультранационалистические партии набрали всего 3 % голосов. Политика министра иностранных дел Густава Штреземана {70} , основанная на признании вины перед странами-победительницами, а также план Дауэса {71} по «впрыскиванию долларов» в экономику Германии начали приносить свои плоды. Страх властей как перед правыми, так и перед и левыми радикалами ослабел.