Гангутцы
Шрифт:
— Здесь тебе слезать, Томилов. — Власов остановил машину возле парка. — На островочке у бывшей дачи Маннергейма батарея. Главное — внуши им: фронт не курорт. На фронте надо воевать. Пока нет сбитых самолетов — нет войны. Собьете первый самолет — пошлю тебя к Гранину… Не слыхал? Ну так услышишь, бойцы расскажут. А мы забросим товарищей и двинем с Фоминым к катеру. На Куэн. Пусть посмотрит, как у нас краснофлотец получает партийный документ. Э!.. Смотри, смотри! Что за красавица такая?
К машине бежала Катя — в синей юбке,
— Не к аэродрому, товарищи? — кричала Катя, боясь, что автобус уйдет без нее.
— А ты что здесь делаешь, стрекоза-егоза? — набросился на нее Власов. — Почему отец не отправил тебя в тыл? Ох, нагорит ему, что не бережет красавицу с такими косами.
— Здравствуйте, товарищ полковой комиссар! — официально и независимо поздоровалась Катя. — Разрешите с вами следовать до аэродрома. Имею увольнительную из госпиталя на сутки.
— Вон как — увольнительную! Вы уже служите, Екатерина Леонидовна? В каком же вы, позвольте полюбопытствовать, звании?
— Пока вольнонаемная, — покраснела Катя. — Учусь на курсах медсестер.
— Ну-ну, садись, подвезем, — вздохнул Власов. — Политрук Булыгин тоже у аэродрома сойдет. Проводит. Чтобы в целости доставить! — рассердился он вдруг на Булыгина, повернулся к шоферу и крикнул: — Ну, чего дожидаешься? Снаряда? Погоняй, погоняй, погоняй! Не молоко везем…
Вдогонку высвистывал очередной финский снаряд.
Сойдя с политотдельского автобуса, Томилов зашагал по парку к зенитчикам. Его остановил низенький крепыш, назвался комендором Богдановым с зенитной батареи и сипловато спросил:
— Вы из политотдела?
— Из политотдела.
— Приказано встретить и проводить к командиру.
Томилов шел за комендором, искоса на него поглядывая: знакомое лицо. И медаль на фланелевке та же.
— С могилой барона справились? — Томилов вспомнил, где он видел этого крепыша.
Богданыч удивленно на него посмотрел, тоже узнал, в глазах блеснул и спрятался смешок.
— Ах, это вы, товарищ старший политрук, тогда мимо торопились?
— С непривычки заторопишься.
— А мы плиту эту, гранитную, на дот сволокли.
— Что ж львов оставили?
— Нельзя: львы британские. Да и толку от них…
— Все равно им компанию расстроили: охранять-то теперь им некого!
— Они теперь вроде враги. Вроде воюют.
Томилов засмеялся:
— А вы вроде дипломат?
— Вроде, — и Богданыч засмеялся.
— Медаль у вас за финскую? — спросил Томилов.
Богданыч подтвердил.
— Самолет сбили?
— Нет, я тогда зенитчиком не был. В разведке получил, в отряде Гранина.
— А-а… — протянул Томилов, и Богданычу послышалось в этом возгласе разочарование.
Богданыч спросил:
— Верно, слух идет, что Гранин снова собирает десант?
— Ловили бы вы лучше не слухи, а самолеты! —
Богданыч обиделся:
— Зенитчики сбивают не меньше летчиков.
— Сколько же ваша батарея сбила?
— «Бристоль-бленхейм» сбили. Бомбардировщик такой, английский.
— И все?
— «Юнкерсов» гоняем.
— Гонять или сбить — разница!
— А попробуй сбей его. Тут один «И-16» за ним гонялся — и пропал. Не вернулся на аэродром. Каждую ночь этот «юнкерс» приходит. Пробомбит и уходит.
— Заговоренный?
— Бронированный, — хмуро ответил Богданыч. — Не верят бойцы, что можно сбить. У него броня, говорят, с бревно толщиной. Стреляешь, так кажется, что снаряды отскакивают.
— И вам кажется?
Богданыч молчал. Томилов достал из кармана кусок брони.
— Видали?.. С «юнкерса». Сбил над Наргеном летчик Антоненко.
Богданыч недоверчиво разглядывал, вертел, щупал обломок. Казалось, сейчас попробует на зуб.
— Тонкая… Каждому бы пощупать… Разрешите, покажу бойцам?
— Только верните. Не потеряйте.
— Что вы, не потеряю. — Богданыч спрятал обломок брони в карман и сказал: — Народ у нас молодой, необстрелянный. Еще не понимаем своей силы…
Он произнес это между прочим, но Томилов почувствовал, что Богданычу надо поговорить с ним по душам. Только подхода ищет — как начать. А Томилов будто не хочет помочь: пусть сам начнет, пусть сам себе дорогу пробивает — так будет лучше.
Богданыч спросил, нет ли в политическом отделе специальных разъяснений о ходе войны.
— Специальных нет, — усмехнулся Томилов.
— Может, что по радио передавали, а мы тут пропустили?
— Сводку передают каждый день.
— Да нет. Я не про то. Может, кто из правительства выступал, Сталин или Ворошилов?.. У нас тут приемника нет, а по боевой слушать не дают. Все боимся пропустить. Душой болеют люди. Молчат-молчат, а иногда и подойдут: «Богданыч, ты партийный, скажи — почему отступаем?»
Он замолчал, ожидая, что скажет Томилов.
— А ты боишься ответить прямо, как думаешь.
— Не боюсь, а сам не знаю. «Заманиваем, говорю, как заманивал Кутузов Наполеона».
— Ты так думаешь? — добивался Томилов.
Богданыч ответил не сразу.
— Когда я был мальчишкой, четырнадцать держав против нас шло, атаманы, банды, Деникин подходил к самой Туле. Мой батька с тульским рабочим полком гнал их до самого Крыма. Так то в революцию, теперешней силы у нас не было. И то гнали. А сейчас не могу понять: вторую неделю война, а немцы так далеко зашли. Почему? Мы же на их земле должны воевать!