Гангутцы
Шрифт:
Сокур сбросил с доски шинель. Доской он пробуровил амбразуру…
Бледное небо светлело. Окоп окружали финские стрелки. Свободен остался только ход сообщений — путь в тыл, к своим.
— Отходить не будем? — спросил Андриенко.
— Останемся здесь, — ответил Сокур.
Они вышли из окопа и встали в канаве — спиной к спине. Каждый держал в руке по гранате. Один бросал вправо, другой — влево.
— Закрывай проход, — сказал Сокур.
Андриенко подтащил к канаве бревна. Бревно на бревно — и ход закрыт.
— Одни остались… —
— Поживем еще. Ты стой тут. А я пойду гляну в амбразуру.
Сокур и Андриенко отбивались вдвоем. На войне это называют круговой обороной.
В ту ночь Маннергейм приказал любой ценой захватить Ханко. Флотилия катеров пыталась прорваться в бухты полуострова. С запада и с востока шюцкоровцы атаковали батарейцев на островах. Авиация и артиллерия «Ударной группы» не жалели бомб и снарядов. Но нигде, за исключением перешейка, противнику не удалось перешагнуть наши рубежи.
Удар по перешейку был главным. В узкую горловину шли рота за ротой. На узкой полосе суши держались наши опорные пункты — по два, по три бойца в каждом.
Позади финских рот рычали моторы танков. У самой линии фронта они наткнулись на глубокий ров и повернули обратно. Пехота наступала без поддержки танков.
Финны применили тактику своих учителей — немцев. Они попробовали в карликовом масштабе скопировать и повторить на Ханко все гитлеровское наступление. Пусть русские задыхаются в дыму и огне. Пусть остаются позади, как остались за фронтом германских армий Либава или Брест. Вперед — ценою гибнущих взводов и рот! На материке еще достаточно резервов!
Финны обошли окоп Сокура.
У скалы постукивал финский пулемет. Каску Андриенко рикошетом задела пуля.
— Войди в окоп, — сказал Сокур.
Андриенко встал у выхода из окопа.
— Справа у скалы крупнокалиберный, — доложил Сокур по телефону.
Связь на полуслове прервалась.
Между скалой и окопом упал наш снаряд. Песок и осколки осыпали окоп.
Сокур досадовал:
— Сидим здесь, а поправить не можем…
Второй снаряд угодил в скалу. Захлебнулся пулемет. Одинокая лиственница полетела корнями вперед к заливу.
Сокур пожалел:
— Хороша была ловушка для «кукушек».
В окопе стемнело, в просветах исчезло небо: кто-то лег на бревна и застучал из автомата.
Андриенко схватил Сокура за руку:
— Петро, финн над нами!
— Не волнуйся. Сейчас я его…
Сокур выстрелил в щель между бревнами. Донесся тяжелый стон и шорох. Закапала кровь. В щели над головой вновь открылось чистое небо.
Трое финнов — офицер и два солдата — по ходу сообщений бежали к окопу Сокура. У Сокура и Андриенко осталось только по гранате и снайперская винтовка. Диск автомата пустой. Когда финны подошли вплотную, Сокур поднялся и вскинул над головой гранату:
— Ложись!
Двое солдат упали ничком. Офицер что-то закричал. Андриенко выстрелил из винтовки Сокура. Офицер, раненный,
— А ну, перевернуться на спину! — скомандовал Сокур.
Финны как будто не поняли.
— Андриенко, переведи-ка им на финский!
В лесу загремел голос командира взвода:
— Мандебура! Доставить мне Сокура с Андриенко живыми или мертвыми!
— Так мы здесь! — крикнул Андриенко. — Сюда идите!
К окопу бежали бойцы.
— Петро Трофимович! — кричал Мандебура. — А мы думали, вы зовсим убитые.
— Не зовсим, Мандебура, не зовсим. Осторожнее, не споткнись. Раздавишь трофеи…
Над просекой светило утреннее солнце.
Мандебура ходил кругом окопа и считал:
— Трое пленных. Тринадцать убитых…
— Наверху еще четырнадцатый. — Сокур показал на камни — там лежал убитый автоматчик. — А ты, Мандебура, подобрал мой личный подарок?
— Уже открыл боевой счет, — похвастал Мандебура, тряхнув трофейным автоматом.
— Оставайтесь, Мандебура, здесь, — приказал командир взвода, — а вы, Сокур, ведите пленных в штаб батальона.
Сокур повел пленных по канавке к лесу.
Первый, бой на Петровской просеке длился ночь и все утро. К полудню восстановилась прежняя линия фронта. Штурмовой батальон финнов погиб бесславно и без пользы для планов своего командования: ни одного клочка Гангута противник не захватил.
Сокур выбрался с пленными в лес, оттуда на шоссе и направился в штаб батальона.
Его обогнала повозка с ранеными.
— Садись, Петро, подвезем, эти теперь сами притопают! — крикнул знакомый санинструктор.
Сокур отказался. Пленные, правда, не собирались бежать; они, кажется, были рады, что выбрались из боя живыми. Но доставить их к командиру батальона Сокур должен сам.
Недалеко отошел Сокур, когда с финской стороны засвистел снаряд. Пленные легли на шоссе. И Сокуру хотелось прижаться к земле. Но равняться с врагами совестно. Он стоял.
Снаряд оказался необычным — по лесу и по дороге разметало серые листки.
Сокур поднял один листок, прочитал и рассмеялся. Листок был адресован лично командиру батальона и сочинен, видимо, заранее, до штурма. Финны писали: «Русские солдаты! Вы почувствовали силу нашего первого удара. Бегством от нас не спасетесь. Позади вас море. Сдавайтесь, или мы сотрем вас в порошок».
Сокур спрятал листовку в карман и прикрикнул на перепуганных пленных:
— А ну, вояки, шагу…
Перед землянкой штаба батальона очередь: толпа пленных ожидала допроса. Допрос вел командир батальона капитан Сукач вместе с капитаном Граниным, «блоха» которого стояла возле КП.
Гранин прослышал про пленных и приехал, чтобы расспросить их про Моргонланд. Его все еще интересовало: почему взорвался маяк? Но, допросив с десяток солдат, он так ничего и не добился. Финны разговаривали охотно. Они выкладывали все, что знали про свои части, и назойливо добавляли: «Русская артиллерия — это страшно».