Гангутский бой

Прохватилов Валерий

И теперь вот надо было спешно решать, как выполнить с честью ответственное задание, поставленное Петром.

Всю ответственность на себя Фёдор Матвеевич Апраксин брать не спешил. Для начала он отправил подробнейшую депешу Петру. Заранее отправил, при подходе ещё к бухте сей, Тверминне. Полетела стрелой одна из самых быстроходных галер в путь обратный, на Ревель. Помощи и совета нрогил Апраксин, а ежели то возможным окажется, то и личного прибытия государя великого сюда, к Гангуту.

Пётр тем временем в Ревеле лично занимался приведением

в боевую готовность парусного флота. Здесь не только починка кораблей полным ходом шла, но и жёсткая ежедневная учёба команд. Опыта в деле морском экипажи набраться были должны — для грядущих сражений. Пётр был строг, ненасытен в учениях, порою жесток. Но однако же, всю посильную работу — да и непосильную в том числе — вместе с экипажами лично сам исполнял, с тщанием превеликим, на равных.

Тут несчастье большое случилось вдруг, в летнюю эту, небывало жаркую пору. Тяжкая болезнь — язва моровая — пошла по флоту гулять. Временно пришлось поэтому всяческую учёбу военную на кораблях прекратить, часть людей экипажных, заболевших уже, и тех, кто подозреваемым в болезни сей оказался, на берег отправить.

Пётр ловил себя на том, что оказался в бездействии. Отдыха он никогда и не понимал иначе, как перемену работы. Тошно становилось ему без работы и неуютно. Потому ом сейчас и подумывал уже в Петербург возвращаться. К прочим делам государственным…

Но однако же, и о флоте галерном, шхерами отправленном на Аландские острова, душа болела. Как там и что? Сумеет ли Апраксин пробиться к Або, корпусу Голицына пособить? Или снова, как Боцис в прошлом году, остановлен будет — без надежды, без перспективы — у коварного мыса?..

Ждать необходимо было в напряжённом терпении результатов похода, пребывая до поры в полнейшем неведении — что же сулит теперь России этот поход?

Вот поэтому, когда представили Петру посыльного от Апраксина, он обрадовался ему безмерно. И депешу, печати сковырнув, в единый миг прочитал, и вопросами закидал служивого человека. Но однако, ни бумага, ни подробные ответы капитана командора Змаёвича общего положении вещей нисколько не пояснили. То есть были частности, были детали, а общей картины не складывалось.

Капитану-командору Змаевичу Пётр полностью доверял. Знал его судьбу и личную отвагу. Необычным и сложным был сам приход Змаевича на службу под русским флагом. Уроженец югославского города Пераста, сын потомственного моряка, после окончания мореходной школы Матия Змаевич служил в Венецианском флоте. Добрые дружеские отношения свели его с русским посланником в Константинополе графом Петром Алексеевичем Толстым. В 1710 году Толстой пригласил Змаевича поступить на службу в российский флот. Началась двухлетняя служба Змаевича при русском посольстве в Константинополе. Здесь он быстро проявил себя как незаурядный командир и тонкий политик. Вскоре тот же Толстой порекомендовал тридцатилетнего капитана Петру I, который, заинтересовавшись флотоводческими талантами Змаевича, экзаменовал его лично. Время на это у государя было: экзамены проходили в Чехии, в Карловых Варах, где Пётр I находился на лечении.

В результате этого в 1712 году появился царёв указ: «Объявляем сим патентом нашим всем, кому о том ведати надлежит, что пожаловали мы Матвея Змаевича, который в службе нашей в морском флоте с 1712 года, и повелели ему быть в капитанах-командорах».

Прибыв в Петербург, Матвей Змаевич принял под своё командование отряд галер Балтийского флота.

Принимая сейчас Змаевича в Ревеле, слушая его доклад о ситуации, сложившейся при Гангуте, Пётр сначала, в каком-то словно безотчётном

порыве, чуть было не принял уже решение — бросить на Ватранга весь свой парусный флот. Но потом остыл. Страшно стало впервые в жизни царю! Ясно представилось, что сразу, одним махом, поставить на карту всё — это доблесть не государя, а игрока. Ибо флот потерять — это значит Балтику потерять. Нет пока ещё у русского парусного флота сил противостоять шведам…

Понял Пётр одно только — надо в путь собираться. И саму экспедицию, отправленную на Або, нельзя теперь отменить, и в бездействий сидеть — результатов ожидать сложа руки — тоже не дело. Да и сердце, видать, подсказывало не зря: там оно теперь, истинное место государя, возле Гангута. Там — и больше пока нигде. Так что нечего тут больше раздумывать, а не далее как завтра утром — с богом и в путь!

Вскоре это решение и было объявлено парусному флоту, который по-прежнему оставаться должен был в Ревеле, для защиты дороги на Петербург. Пётр ушёл на Гангут со Змаевичем, на галере его быстроходной, хорошо уже изучившей весь опасный маршрут.

10. «СТРОИТЬ ПЕРЕВОЛОКУ!..»

ывший архангельский воевода Федор Матвеевич Апраксин, дослужившийся верой-правдой до высокого чина генерал-адмирала, зная сложный характер Петра, понимал прекрасно, что не сможет государь в стороне оставаться, когда речь идёт о событиях жарких, неотложных и героических. Потому и на депешу свою ждал Апраксин не столько ответа, сколько самоличного прибытия государя.

И это вовсе не было с его стороны затаенным и неосознанным каким-то желанием в случае явной неудачи похода ответственность, хотя бы частично, с головы своей снять, отнюдь. Просто чувствовал здесь Апраксин, находясь теперь при Гангуте, что истинному масштабу событий, могущих в сих краях развернуться, личный опыт его, Апраксина, во многом не соответствует.

Речь ведь шла сейчас не просто о походе на Або, но и о возможной затем высадке на Аландские острова, от которых до берегов Швеции — рукой подать.

За четырнадцать лет войны впервые боевые действия наконец-то могли быть перенесены на шведскую землю. А это означало бы решительный перелом в ходе всей войны и позицию Российского государства на Балтике укрепило бы многократно.

Именно поэтому, как убеждал сам себя Апраксин, здесь теперь особо были необходимы хватка и военная сметливость Петра.

А пока что Фёдор Матвеевич Апраксин для укреиления позиции исходных собственные свои меры необходимые с кропотливым усердием принимал.

Прежде всего из Або на подмогу был вызван князь Голицын. Не со всем, естественно, войском, а с несколькими полками. Это бы в дальнейшем позволило действия на море и на суше под одним началом объединить.

Далее всю свою энергию направил Апраксин на изучение местности. Это всегда было главным условием будущего успеха. Планы были составлены подробные в самый короткий срок с указанием возвышенностей и низин полуострова, с уточнённой линией побережья. Шхеры были заново, чуть ли не на ощупь, изучены. И за неприятельскими кораблями непрерывное велось теперь наблюдение.