Ганнибал (др. перевод)
Шрифт:
Марго не стала класть мешочек с флаконами в сумку и понесла его в руках. Барни понял — это сделано потому, что она не хочет показывать, какие иные пути решения проблемы находятся в ее сумочке.
У самых дверей он сказал:
— Неужели я не заслуживаю поцелуя?
Марго поднялась на цыпочки и клюнула его в губы.
— Этого, полагаю, достаточно, — чопорно произнесла она, и ступени заскрипели под ее тяжелыми шагами.
Барни запер за ней дверь и простоял несколько минут, прижавшись лбом к прохладному телу холодильника.
Глава 99
Старлинг
— Надеюсь, вы спали хорошо?
— Просто здорово! Спасибо.
— Шеф заверяет, что мы начнем ужинать через полтора часа. К коктейлю можно будет приступить через час, если не возражаете. Надеюсь, что, вам это понравится. Взгляните, как оно на вас сидит. — Он повесил чехол в стенной шкаф и, не произнеся больше ни слова, удалился.
Старлинг заглянула в шкаф лишь после того, как приняла ванну и хорошенько потрудилась над своим внешним видом. Открыв дверцы шкафа, она обнаружила вечерний наряд, состоящий из шелкового кремового платья длиной до пола и великолепной, расшитой бисером накидки. Платье имело спереди узкий, но весьма глубокий вырез.
На туалетном столике оказалась пара сережек в виде изумрудных подвесок без всякой огранки — так называемых кабошонов. Камни пылали огнем, несмотря на отсутствие на них привычных граней.
С волосами у Старлинг никогда не было никаких проблем. Даже не имея привычки к такого рода одеяниям, она не стала долго торчать перед зеркалом. Бросив взгляд на свое отражение и убедившись в том, что все предметы туалета сидят как надо, Старлинг вышла из спальни.
Немец-домовладелец расстарался и соорудил камины гигантских размеров. В камине гостиной ярко пылало бревно внушительной длины. Шелестя шелком, Старлинг подошла к теплотворному очагу.
Из угла гостиной доносились звуки клавесина. За инструментом сидел доктор Лектер. Он был облачен во фрак.
Доктор поднял глаза и у него, казалось, оборвалось дыхание. Рука его повисла в воздухе над клавиатурой. Поскольку звучание клавесина замирает мгновенно, в помещении наступила тишина, и лишь спустя некоторое время они оба услышали, как вздохнул доктор Лектер.
У камина их ждали два ликера с тонким ломтиком апельсина в каждом бокале. Передав один из бокалов Старлинг, доктор Лектер произнес:
— Даже в том случае, если мне пришлось бы видеть вас ежедневно, этот вечер я запомнил бы навсегда.
— Кстати, сколько раз вы меня видели? Этого я не знаю.
— Только три раза.
— Но здесь…
— Все, что недавно происходило здесь, находилось вне времени. В том, что я видел, нет и не могло быть ничего личного, и оно надежно закрыто от всех, включая меня, вместе с вашей историей болезни. Однако должен признаться, мне сегодня было приятно смотреть на вас спящую. Вы очень красивы, Старлинг.
— Игра природы, доктор Лектер.
— Если
— Спасибо, доктор.
— Никогда не говорите «спасибо». — Легкого движения головы Ганнибала Лектера оказалось достаточно, чтобы выразить всю степень его недовольства. Кто-то иной на его месте, возможно, швырнул бы свой бокал в камин.
— Я говорю то, что хочу сказать, — ответила она. — Неужели вам больше понравилось бы, если бы я произнесла: «Весьма рада, что вы так считаете, доктор». Звучало бы это, конечно, витиеватее, но содержало бы смысла не больше, чем мои незатейливые слова. Впрочем, и в том и другом случае все было бы чистой правдой.
Она подняла бокал на уровень своих глаз цвета прерий, считая тему исчерпанной.
Доктор Лектер вдруг осознал, что, несмотря на свою ученость и все попытки проникнуть в ее сознание, он не способен ни предсказать поступки Старлинг, ни, тем более, их контролировать. Он мог сколько угодно кормить гусеницу и шептать заклинания над куколкой, но то, что вылупится из нее, все равно станет отвечать только ее натуре и окажется вне его контроля. Доктора даже заинтересовало, не нацепила ли она сейчас под платье на ногу свой «сафари» сорок пятого калибра.
Старлинг улыбнулась ему, изумрудные кабошоны серег сверкнули в свете камина, и монстр, именуемый Ганнибалом Лектером, еще раз восхитился про себя своим вкусом и хитростью.
— Клэрис, пища взывает к чувствам обоняния и вкуса — самым древним нашим чувствам, центры которых расположены в самых глубинах мозга. Восприятие вкуса и запаха предшествовало возникновению чувства жалости, и поэтому жалости не остается места за моим столом. Игра на коре головного мозга, скрытой под сводом черепа, является подобием того света, который открывает нашему взору чудеса, изображенные на стенах собора и под его сводами. Чудеса эти могут оказаться более занимательными, нежели театральное представление. — Доктор Лектер приблизил лицо к лицу Старлинг, чтобы лучше увидеть выражение ее глаз, и продолжил: — Я хочу, чтобы вы поняли роль, которую вы призваны сыграть в нашем ужине, и то, какие новые богатые краски вы можете в него внести. Клэрис, давно ли вы внимательно изучали свое отражение в зеркале? Думаю, что давно. Сомневаюсь, что вы вообще когда-либо делали это. Пройдите в зал и встаньте перед трюмо.
Доктор Лектер снял с каминной доски канделябр и подошел к зеркалу.
Высокое зеркало являло собой прекрасный антик восемнадцатого века. Стекло его слега затуманилось, и в амальгаме появились трещинки. Когда-то трюмо стояло в замке «Во-ле-Виконт», и только Богу известно, что оно успело увидеть.
— Посмотрите, Клэрис. Это очаровательное видение в стекле — вы. Этим вечером вы некоторое время будете видеть себя со стороны. Как бы с расстояния. Вы увидите то, что явится выражением справедливости, и будете говорить только правду. У вас всегда хватало отваги говорить то, что вы думаете. Но при этом на вашем пути стояли некоторые ограничения. Я хочу повторить еще раз — жалости нет места за этим столом.