Ганнибал. Роман о Карфагене
Шрифт:
Наемники Авдарида оказались более стойкими. Они отразили натиск тяжелой кавалерии пунов и вступили в отчаянную схватку с их тяжелой пехотой. Солдаты в ее передних рядах выставили перед собой длинные копья с широкими листовидными наконечниками, а те, кто стоял в задних рядах, одним слаженным движением выхватили из ножен мечи. Над равниной прокатился железный скрежет, и земля содрогнулась от тяжелой поступи. Этот клин вместе с вернувшимися слонами ударил по наемникам, залив низину потоками крови.
Антигон выпустил поводья и с деланной расслабленностью откинулся на
— Неужели ты именно сейчас хочешь нас покинуть, метек? — Нумидиец улыбался одними губами, но глаза оставались холодными. — Побудь еще немного с нами.
В горле Антигона что-то зашипело, он закашлялся и, безнадежно махнув рукой, еще пристальнее всмотрелся в хорошо различимую с гребня фигуру Гамилькара. В солнечных лучах крылья его шлема полыхали расплавленной медью.
— А потом куда, повелитель нумидийцев?
— Давай подождем. — Наравас равнодушно приподнял плечи, — Наемников сегодня уже никакое чудо не спасет.
Несколько дней они провели в густых зарослях, скрываясь как от мятежников, так и от воинов Гамилькара.
Антигон настолько устал, что, оказавшись среди низкорослых деревьев, из которых длинными зелеными пальцами торчали кипарисы, сразу же забылся коротким тревожным сном.
Пробудился он только ранним утром и сразу же увидел Нараваса, жадно пьющего воду из кожаной фляги. Оказывается, пока Антигон спал, брат царя массилов вместе с еще несколькими своими людьми рыскал вдоль берега Баграды и расспрашивал разбежавшихся наемников. Он даже ухитрился встретиться со Спендием и Авдаридом.
— По их словам, все обстоит не так уж плохо. — Наравас проводил взглядом плывущие по небу в розовых отсветах зари облака. — Правда, они потеряли шесть тысяч убитыми и около трех тысяч пленными. Гамилькар также захватил укрепление возле моста…
— Что же теперь мешает тебе перейти на его сторону? — как можно более проникновенно спросил Антигон.
— К ним скоро присоединятся новые отряды ливийцев, — Наравас опустил глаза и скорбно поджал губы. — Опять же Гамилькару вряд ли удастся снять осаду с Утики и Гиппона. Ганнон засел в Тунете и боится даже высунуться из-за городских стен. Придется нам, метек, запастись терпением.
Чуть в стороне несколько нумидийцев раскладывали перед конями охапки сена. Наравас жестом отослал их, поплотнее закутался в плащ из леопардовой шкуры и с явно наигранной беспечностью закончил:
— А вообще, метек, на помощь часто приходят время и случай.
Владелец «Песчаного банка» никак не мог считаться обычным пленником, и потому между ним и Наравасом постепенно завязались довольно своеобразные дружеские отношения. Они спали в одном шатре, вместе пользовались услугами молчаливого Клеомена, и Антигон надеялся, что юный брат царя массилов когда-нибудь прислушается к его словам.
Но прошла уже половина лета, и Антигон начал отчаиваться, ибо совершенно ничего не знал о судьбе Тзуниро и Мемнона и не имел ни малейшей возможности
Войско под командованием Гамилькара заняло почти всю равнину возле Баграды и теперь готовилось к решающей битве. Но Матос, которому после своего поражения безоговорочно подчинились Спендий и Авдарид, старался беречь силы и всячески избегал столкновений с конницей и слонами второго пунийского стратега.
Выдавшееся очень жарким лето подошло к концу, осень постепенно брала свое. Выглядевший последнее время усталым и осунувшимся Наравас вдруг очень оживился и как-то вечером, когда на небе уже догорала багровая полоска заката, шепотом отдал распоряжение нескольким нумидийцам. Они дружно ударили себя в грудь, вскочили на коней и умчались прочь.
— Как ты знаешь, Спендий и Авдарид засели на горном хребте, — напомнил Наравас латавшему рваный хитон Антигону и удовлетворенно потер руки. — Сегодня утром они прислали гонца и предложили вместе с ними дать сражение пунам. Без меня они пока на это не отваживаются, уж больно мало у них всадников…
Антигон опустил голову. По спине медленно поползла струйка холодного пота. В ушах прозвучал громкий хлопок, звуки куда-то исчезли, и грек словно провалился во что-то липкое и тягучее.
Ночь уже накрывала заросли черным покрывалом, когда Наравас, выслушав последнего лазутчика, откинул полог шатра.
— Они в ловушке, — тусклым безжизненным голосом сказал он, глядя прямо в распиравшиеся от ужаса, испещренные красными прожилками измученные глаза Антигона, — Прямо перед лагерем Гамилькара стоят пятнадцать тысяч ливийцев Зарзаса. Утром с гор спустятся девять тысяч наемников Спендия и Авдарида. И тогда…
Антигон чуть приоткрыл рот и тут же снова сомкнул губы. Любые слова были сейчас бесполезны. Помедлив, он протянул Наравасу руки:
— Свяжи их.
— Подождем до утра, — успокаивающе улыбнулся Наравас. — А пока давай попробуем заснуть.
Антигон ворочался всю ночь и, едва на землю за откинутым пологом легли первые отсветы зарождающегося дня, с усилием приподнял наполненную звенящей пустотой голову. Тело ломило, гортань горела сухим огнем, губы спеклись от внутреннего жара. Он с трудом привстал и вдруг даже вздрогнул от неожиданности. Перед ним на коленях стоял Наравас, держа на вытянутых руках египетский кинжал и пунийский меч.
— Но ведь ты знаешь, с кем я буду сражаться? — прочистив кашлем горло, вкрадчиво осведомился грек.
Наравас кивнул. Антигон осторожно извлек из ножен кинжал, чуть надрезал левое предплечье, вернул клинок нумидийцу и взял меч.
Наравас понимающе усмехнулся, полоснул себя по запястью сверкнувшим серебристой рыбкой лезвием кинжала, схватил грека за левую руку и поднес к его лицу свою вывернутую ладонь. Они отпили друг у друга немного крови и крепко обнялись.
День обещал выдаться не по-осеннему жарким. Вопреки ожиданиям в лагере Гамилькара царило спокойствие. В двухстах шагах от защитного нала Наравас повернулся к ехавшему чуть позади седобородому нумидийцу.