Ганнибал. Враг Рима
Шрифт:
Через некоторое время Квинт почувствовал, что промерз до костей. К счастью, ждать больше не пришлось. Они миновали четыре легиона, заметив в промежутке между ними Лонга и его трибунов, а потом и пехоту союзников на правом фланге. Отряд Фабриция наконец-то достиг строя римских кавалеристов, который, с их прибытием, насчитывал почти тысячу человек. Ожидавшие их кавалеристы начали отчаянно ругаться, недовольные тем, что пришлось так долго ждать.
— Мать вашу!.. — крикнул в ответ острый на язык кавалерист Фабриция. — И сестер тоже!..
Рассерженные всадники гневно заревели, и воздух наполнился бранью. У Фабриция рот дернулся в улыбке. Поглядев на Квинта, он заметил его удивление.
— Многие
Упоминание о предстоящих тяжелых потерях вызвало у Квинта тошноту. Увидит ли он следующий рассвет? А отец, Калатин, Цинций? Квинт оглядел знакомые лица людей, ставших ему намного ближе за прошедшие недели. Не все они нравились юноше, но все равно это боевые товарищи. Кто из них окончит нынешний день, недвижно лежа в холодной грязи, покрытый кровью? Кто останется покалеченным или ослепнет? Квинт почувствовал, как паника начинает сжимать ему живот.
Отец взял его за руку.
— Сделай глубокий вдох, — тихо посоветовал он.
— Зачем? — спросил Квинт, встревоженно глядя на него.
— Делай что говорю.
Квинт послушался, радуясь лишь, что Цинций и Калатин оживленно разговаривают друг с другом и не видят этой сцены.
— Задержи дыхание, — приказал Фабриций. — Считай удары сердца.
Это несложно, подумал Квинт. Оно колотилось в груди, словно дикая птица в клетке.
Отец подождал пару мгновений.
— А теперь выдыхай через рот. Медленно и спокойно. Когда закончишь, повтори.
Квинт нервно огляделся по сторонам, но, похоже, никто за ними не наблюдал. Он сделал как сказал отец. После третьего или четвертого выдоха пульс ощутимо замедлился, и испуг немного отпустил его.
— Перед боем все боятся, — спокойно проговорил отец. — Даже я. Ужасное дело на всем скаку нестись на толпу людей, главная задача которых — лишить тебя жизни. Уловка в том, чтобы думать о товарищах в строю, слева и справа. В тот момент они для тебя — самое главное.
— Я понял, — прошептал Квинт одними губами.
— С тобой все будет в порядке, я это знаю, — сказал под конец Фабриций, похлопав его по плечу.
— Благодарю тебя, отец, — несколько успокоившись, сказал Квинт и кивнул.
Развернув армию в боевой порядок, Лонг приказал трубить наступление. Переставляя онемевшие ноги по промерзшей грязи, пехотинцы исполнили приказ. Из их рядов донеслись громкие молитвы богам, а знаменосцы подняли руки с зажатыми в них деревянными шестами с позолоченными фигурками животных-хранителей, чтобы все могли их видеть. В каждом легионе имелось по пять штандартов с изображениями орла, минотавра, коня, волка и кабана. Это были священные и почитаемые предметы, и Квинту хотелось бы, чтобы и в его кавалерийской части был такой же. Даже у пехоты союзников имелись штандарты. Но по не ясным ему причинам у кавалерии их не было.
«Все равно победа будет за нами», — убеждал себя юноша. Сжав бока коня, он приготовился к схватке.
Было совершенно необходимо, чтобы римляне прошли дальше спрятавшегося отряда Магона. Поэтому всему карфагенскому войску пришлось стоять на месте и молча наблюдать приближение вражеского войска. Это было самое изматывающее ожидание, когда не оставалось ничего кроме, как молиться или в последний раз быстро проверить снаряжение. Подражая отцу, Ганнон обратился к воинам с короткой речью. Они здесь, сказал он, чтобы показать Риму, что с Карфагеном не шутят. Чтобы воздать Риму за зло, причиненное им разным народам. Копейщикам понравились слова Ганнона, но они громче всего кричали в знак поддержки, когда он напомнил им, что они воюют под началом Ганнибала и получили шанс отомстить за товарищей, героически погибших за те шесть
Но производимый ими гвалт не шел ни в какое сравнение с тем, что устроили галлы. Бряцание оружием, боевые песни и духовые инструменты создали непередаваемый шум. Ганнон никогда еще такого не слышал. Музыканты стояли посреди воинов, дуя изо всех сил в изогнутые керамические горны и карниксы. Охваченные боевым бешенством, воины отвечали им ритмичным стуком мечей и копий о щиты, хором распевая боевые песни. Некоторые входили в такой раж, что выскакивали из строя, раздевались догола и стояли, крутя над головой мечами, как одержимые.
— Они говорили, что при Теламоне от них дрожала земля, — крикнул ему отец.
Но все равно они проиграли, мрачно подумал Ганнон.
Боевой порядок римлян непреклонно приближался, и напряжение росло. Войско римлян было огромным, Ганнон так и не смог охватить его целиком. Строй карфагенян был уже, и это угрожало охватом с флангов. Но беспокойство Ганнона по этому поводу отступило, когда Ганнибал отдал приказ застрельщикам.
Балеарские пращники и нумидийские метатели дротиков рванулись вперед, им не терпелось начать бой. Ужасающий по силе и длительности поток метательных снарядов обрушился на римлян, и, похоже, этот этап боя карфагеняне выиграли вчистую. В отличие от промокших и усталых велитов, проведших уже несколько часов в бою и израсходовавших большую часть дротиков, воины Карфагена были свежи и полны рвения. Камни и дротики свистели и гудели в воздухе сотнями, кося велитов, как спелую пшеницу. Не в состоянии ответить в полную силу, римская легкая пехота вскоре обратилась в бегство. Они отступили через проходы в строе римлян. Ганнибал тут же отозвал застрельщиков. Те были лишены доспехов и очень уязвимы перед наступающими гастатами. Легким шагом застрельщики пробежали в промежутках между отрядами карфагенского войска, и их приветствовали радостными криками.
— Хорошее начало! — крикнул Ганнон своим воинам. — Первая кровь за нами!
Спустя мгновение римляне пошли в атаку.
— Сомкнуть щиты! — заорал юный офицер. Краем глаза он поглядел на галльских и иберийских конников, которые вместе со слонами атаковали римских кавалеристов. У него было буквально мгновение, чтобы помолиться за их успех.
И тут полетели пилумы, римские дротики. У каждого гастата их было по два, и передовой отряд обладал внушительной мощью. Дротики посыпались таким густым дождем, что небо между противниками темнело, когда очередная порция оказывалась в воздухе.
— Защищаться! — завопил Ганнон, но этот приказ мог выполнить только первый ряд. Плотный строй фаланги не позволял следующим воинам поднять щиты. Людям оставалось лишь стиснуть зубы и надеяться, что их не ранит.
Оснащенные пирамидальными наконечниками, пилумы были вполне в состоянии пробить щит и вонзиться в тело тому, кто его держит. Именно это они и начали делать — уничтожать, ранить, рвать плоть на куски. Уши Ганнона заполнили сдавленные крики воинов, которые не могли даже закричать в голос, поскольку железо пронзило им горло. Те, кто избежал смерти, подвывали от страха, видя, как товарищи гибнут у них на глазах. Рискнув выглянуть вперед из-за щита, Ганнон выругался. Пока первый залп летел во врага, гастаты продолжали наступать. Они были уже в сорока шагах и приготовились снова запустить дротики. Ганнон против воли восхитился дисциплиной легионеров. Они замедлили шаг, почти остановившись, чтобы метнуть пилумы. И он уже понял, что желание прицелиться поточнее вполне оправдывало себя. Враг послабее уже обратился бы в бегство под этим ужасающим железным дождем. Хотя его воины и сильно пострадали, но строй остался на месте. Фаланга отца тоже стояла твердо, как камень.