Ганза. Книга 1
Шрифт:
— Вот и славно, государыня. Быть тебе настоящей правительницей земель московских.
— Тебе, митрополит, особая задача предстоит, — при этих словах царевны патриарх весь подобрался. — Говорят, твоих людей среди стрельцов московских и прочих преизрядно, так помоги мне.
Митрополит заулыбался, покусывая нижнюю губу.
— Мне нужно от немецкой Ганзы ливонские города и Новгород освободить, — патриарх энергично закивал, соглашаясь с речью Ксении, мол, понимаю, народ любить больше будет. — А брат мой, Федор, не желает выполнять договор с Густавом.
— Нельзя силой, государыня, никак нельзя.
— Вот и я о том. Нужно мне, митрополит, чтобы твои люди за меня склоняли стрельцов, чтобы в войске Федора меня больше его почитали.
Качнул согласно головой патриарх, улыбнулся.
— Батюшка не раз говорил мне: Тяжела дорога до трона. Никогда его не понимала так ясно, как сейчас. Вроде и близка цель, а не ухватишь, не возьмешь силой. Придется хитростью брать. У Федора свои соглядатаи средь стрельцов есть, когда узнает о том, кого они больше почитают, тогда больше будет прислушиваться к моим словам. И с Ганзой поступит так, как я хочу.
— Государыня, а если узнает Федор, кто стрельцов к бунту толкал? Тебя-то не тронет, испугается. А мне святительское платье на черную одежду менять.
— Не тронет, меня побоится. Меня и стрельцы тогда твоей помощью слушать будут, и дворяне столичные. Ему одно останется — меня слушать и терпеть.
— Ох, не любит тебя Федор, государыня. Терпеть не может.
— Придется, митрополит. Куда денется. Двинет войска весной на Речь Посполитую, выполнит свейский договор.
— Дело за малым государыня: удержать только стрельцов до вступления свеев в войну.
— Государь, стрельцы к бунту готовятся!
Негодующе заламывая руки, соглядатай рассказывал Федору о настроениях стрельцов, об их подлой измене. Царь сидел молча, только хмурил брови. Умен был государь, понимал, что не может теперь ни ногой, ни рукой пошевелить без позволения сестры. Ненавидел ее лютой ненавистью.
Только много ли одной ненавистью сделаешь?
Ксения была довольна. Только что приказала отдать серебро тому соглядатаю, что Федору о стрелецком бунте рассказывал, пугал государя. Преподнес все в самом выгодном для Ксении свете.
Сейчас царевна беседовала со свеем, тайно оставшимся в Москве, когда все посольство остальное далее в Персию направилось.
Опасно сейчас на юге. Персидский шах Аббас, воспользовавшись малолетством султана Мурада IV, ведет очередную свою войну с Оттоманской империей. Поэтому при посольстве сотня охранников, да еще Федор (по ее, Ксении, наущенью) сотню всадников добавит. И сами свеи — красавцы, про таких былины складывают. Видно, не пугливые собаки, раз не боятся в Персию ехать — львы.
— Мой государь передает свои приветствия и пожелания доброго здравия своей сестре. Он выражает свою искреннею благодарность за всю ту помощь, которую оказывает ему государыня московская.
Приятно, ой как приятно звучит государыня московская.
— Что еще говорит брат мой Густав Адольф? — трудно от свея взгляд отвести. — Я свою часть договора выполнила. Можешь так и передать.
— Государь мой принимает пожелания своей сестры и обещает предоставить ей свой дом, свою защиту и покровительство, если то ей будет нужным. Помимо того, государь велел передать, что сестра его может требовать от него любые суммы, дабы воля ее претворялась в жизнь.
Красив свей, красив… Не устояло сердце девичье.
XXIV
Четыре всадника в широкополых войлочных шляпах неторопливо спешились. Один из них, немного прихрамывающий, повел лошадей в конюшню; трое остались у входа в постоялый двор. Обмахиваясь шляпами, чтобы избежать вездесущей жары, они ждали возвращения своего товарища и тихо переговаривались:
— Ты, Арнольд, будешь ждать здесь, снаружи, — приказал один из них. — Если кого из них в трактире нет, встретишь, пока мы будем внутри свои дела делать.
— Ага! — осклабился Арнольд, здоровяк в кирасе, обливающийся потом. — А если они все ушли куда? Меня тут порежут, вы даже выскочить не успеете. А когда выскочите, мне уже все равно будет. Прямо туда и отправлюсь.
Он поднял глаза к небу, очевидно претендуя на место в раю. Первый раздраженно бросил:
— А ты нас крикнешь, мы их и встретим.
— Напрасно мы за это дело взялись, парни, — вздохнул другой, длинный как жердь саксонец, которого звали Петер Деринг, а друзья дали ему прозвище «Граф», поскольку он был то ли незаконнорожденным сыном какого-то барона, то ли сам происходил из захудалого дворянского рода.
Вожак сплюнул на землю, обнажил меч и посмотрел на блики солнца, плясавшие по клинку:
— Дурак ты, Граф. Эти трое — большие люди в Ганзе. А мы недаром лучшие солдаты у герцога Фридриха. Это пугало в черном, который рассказал его милости о здешней стоянке католических шпионов, заплатил нам достаточно, чтобы купить себе таверну где-нибудь на севере и жить припеваючи до самой старости.
— Он монах, да? — спросил Арнольд, потягиваясь.
— Как же, держи карман шире! Монах! — рассмеялся вожак, а затем добавил доверительным шепотом. — Он обещал заплатить еще две сотни гульденов, если мы привезем ему голову одного из них. Невысокого, черноволосого ливонца.
— А ливонцы, они как выглядят? — любопытству Арнольда не было предела. — Не люди, что ли? Три ноги, да две головы? Или еще чего у них по две штуки?
Лейтенант Мартин Шиннерт, служащий в войсках герцога Фридриха и слывший среди всех солдат самым бесстрашным и удачливым, проигнорировал вопрос, продолжая рассматривать клинок и улыбаясь чему-то своему.
— Может ну его к черту, это задание? — продолжал ныть Граф. — Деньги мы уже получили. Так сбежим куда-нибудь в Провинции. Этот в черном нас там и подавно не найдет.