Гарь

Янева Вета

— Ох уж эти твои курортные романы, — улыбнулся Анжей.

Овечка хохотнула.

— Ну а что! Он был очень милым и красивым, показывал мне остров, водил меня на рыбалку и знал, что я уплыву к зиме — всё по чести. Зато мы с ним хорошо провели время. Там в городе довольно спокойно, но всё равно приезжим лучше держаться с кем-то из местных, одну девушку из клана, вон, ограбили в первый же день на рынке… Конечно, она сама хороша — держала все деньги в сумочке, но всё же. Второго парня, но это уже под конец, пытались тоже ограбить, но уже по-серьезному,

с ножами и угрозам. По счастью, он ходил с друзьями, так что… в общем, всё хорошо закончилось.

— И ты всё лето лежала на пляже и рыбачила?

— Обижаешь! Я же не иждивенец, на шее у Глепко или мамы сидеть. Не, там у них есть плантации целые мясных орехов, я их собирала. Это не так-то просто, я тебе скажу, у них очень колючие кустарники, и эти орехи, почему-то, очень любят островные гадюки, так что приходилось ходить в таких высоких сапогах и перчатках, а ещё с палкой. Я убила гадюк сорок, мне кажется.

— Ого, — Анжей снова поставил чай.

— Ага. Там у них очень большая проблема, хоть все про них знают, а всё равно суются, так один мужик чуть не умер.

— Ужас.

— Ну, не умер же… В общем, там много всего было. Мы и к этим птицам ходили, и на деревьях ночевали, и от змей отбивались, но в основном тихо, спокойное лето. В конце мы отправились назад, заглянули в Джину и Паинтис, шли по устью реки Кхара, а потом я как раз высадилась у Мады, это через пролив. Там нашла Шема, ну, вот.

Посмотрев в окно, Анна понизила голос:

— Меня всегда удивляет, как такой большой отрывок жизни может быть рассказан в трёх строчках, я столько дней там была — а тебе всё за одной чашкой кофе выложила. Знаешь, самое главное в путешествии состоит из мелочей, и мне бы так хотелось тебе их показать, а когда я пытаюсь их вспомнить сейчас — они разлетаются в мыслях как те птицы.

Анжей похлопал её по руке, налил кипятка в заварку, подкинул дров в печь:

— Ничего, у нас ещё полно времени, а ты очень устала.

— И то верно.

Они немного помолчали. Снег за окном пришёл в движение: принялся демонстрировать ночи грациозный танец снежинок под аккомпанемент из свиста ветра и уханья совы. Свеча почти догорела — пришлось поменять на другую.

Анне показалось, что, несмотря на радушный приём (хотя другого и не ожидалось), что-то тревожит её брата: он часто украдкой поглядывал в окно, прислушивался к чему-то, нервно отбивал дробь ногтями по столешнице. Он был добр и внимателен, но он был таким всегда, а вот нервничал нечасто.

Долго тянуть смысла не было, сделав глоток горячего напитка, Овечка спросила:

— Анжей, что у тебя стряслось?

— Всё в порядке, — робко улыбнулся он.

Раздражение зажглось щелчком — Овечка терпеть не могла все эти окольные пути “ну-пожалуйста, расскажи, почему ты злишься-обиделся-расстроился-плачешь”. По её мнению, жизнь была бы намного проще, если бы люди прямо говорили о том, что они думают и чувствуют.

А вот Анжей в этом плане был полной противоположностью.

— Так, давай ты просто расскажешь мне, хорошо? Всё равно же я

выпытаю, так что сэкономим время и нервы, ну серьезно.

Анжей вздохнул, признавая её правоту. Помолчал. Отпил чаю. Открыл рот. Закрыл.

Овечка внутренне считала секунды, контролируя искорку злости.

— Анж….

— В общем, мама, как оказалось, заложила дом, — выпалил он. — Совсем. Людям, которым теперь я должен кучу денег…

— Ага….

В голове тут же родилось куча планов — один другого безумнее. Но они не перекрывали главной мысли: “Ну как так-то?”

— А уже приходили?

— Да, каждые пару дней является какой-нибудь ушлый тип, сует мне бумагу с маминой подписью и спрашивает, когда я отдам долг. Отдавать, как понимаешь, я могу только цыплятами да картошкой.

Овечка стукнула кружкой по столу так, что вся посуда вокруг звякнула.

— Вот же ублюдки! — вскрикнула она.

— Ну, это тоже их работа…

— Это не работа, Анж! Это чистое вымогательство!

— Но мама…

Не в силах больше держаться, Овечка вскочила. Сделала шаг вправо, шаг влево — не знала, куда девать энергию. Снова хлопнула ладонью по столу.

— Тётушка была…

Она проглотила слово “не в себе”. После смерти дяди тётя стала совсем плоха головой, и до самой своей смерти погружалась в какие-то свои грёзы и выдумки, не всегда безболезненные для окружающих.

Но даже в пылу гнева Анна не хотела снова мусолить эту бесконечную тему: их с Анжеем вечера, когда они выискивали бедную женщину и вытаскивали её из метели, убеждали, что они-то её любят, что всё хорошо, что ей не нужно бежать и прятаться.

Это было утомительно. Овечка тогда не раз ловила себя на мысли, что умереть тётушке было бы легче, чем мучить себя и остальных, но стыдила себя за это и убирала мысль в дальний угол сознания.

А когда маму Анжея хоронили — втайне вздохнула с облегчением.

— У тебя есть копия договора?

— Да.

Брат подошёл к шкафу, выудил папку, а оттуда договор. Обычная бумажка с сургучом.

Овечка взяла её в руки и подивилась: как один невзрачный листок может испортить жизнь целой семье!

Договор был составлен безупречно: “обязуюсь выплачивать долю <…>, в случае смерти передаю полномочия наследнику <…>, заверено <…>”

Никакого мелкого шрифта. Все формулировки предельно ясны.

Девушка подавила в себе желание порвать проклятый контракт: толку не будет, а проблем прибавится. Тяжело осела на стул.

— Ох, не надо было уезжать.

— Кто же знал.

Вместо ответа Овечка уронила голову на руки и занялась самым мучительным и бесполезным занятием: вспоминала прошлые ошибки и корила себя за них.

Ах, если бы она осталась после похорон… Если бы задумалась о наследстве Анжея… Если бы получше следила за тётушкой… Если бы…

Если бы.

Трещали поленья в печке, часы мерно тикали, а кот тихо-тихо мурчал кошачьи колыбельные. За окном ухнула сова.

Анжей легонько тронул её за плечо.