Гарь
Шрифт:
— Анна, ну ты чего. Разберёмся. Придумаем что-нибудь. Будем выплачивать по частям.
— Угу. Это если они принимают сосновые шишки в качестве валюты… О, кстати, я же привезла тебе!..
— Что, шишки?
— Да нет же! Смотри!
Она подняла с пола рюкзак, который благополучно пролежал на кухне весь день и начала выгружать контрабанду.
Многочисленные свёрточки, баночки и пакетики горой начали расти на столе.
— Это чай Нута, а это — корешки мышиного корня, его заваривают. Это цукат из фрукта Мины, он острый.
— Почему стыда?
— Они закрываются, если их коснуться.
— Ааааа… надо будет тогда их на дальнюю грядку.
— Угу. Так, ну это всё. А нет, не всё, — Анна достала книжку. — Это из города Подсолнухов и Ласточек. Мне её автор подписал. Я прочитала в дороге, ничего такая.
Зелёная обложка, на ней золотыми буквами “Вечные пути подземелий”. В авторах некий Казимеж.
— Ну, задарила.
— Что “задарила”, еду-то по-братски разделим! — оскалилась Овечка.
Анжей картинно ахнул:
— Что? Ой, нет, тогда не надо. Забирай, уезжай, до свидания, приятно было повидаться!
И они рассмеялись так громко, что собаки недовольно заворчали.
Овечка решила, что завтра встанет пораньше и ещё раз перечитает контракт. Под вечер думать о всяких ужасах и проблемах совершенно не хотелось, и она уж было предложила откупорить вино, как увидела по глазам брата, что он хочет сказать что-то ещё, но не решается.
— Ну? — спросила она тоном школьной учительницы на контрольной.
И, как нерадивый ученик, Ажей потупил взгляд.
— Слушай… А у вас там проходила Жатва?
Овечка обреченно простонала. Этой темы она и боялась, а, как известно, если бояться чего-то слишком сильно — обязательно сбудется.
— Я была в море, Анж. С Шемом и Жемом, на “Чайке”. Специально в этот день во избежание. Возможно, надо было приехать, но я не успевала…
Анж кивнул, нахмурив брови. Отблеск свечей зажигал маленькие искры в его волосах.
— Ну да. В море… просто её и тут не было. В смысле вообще. Я понимаю, что она не по всему Калахуту, но…
— Анжей! — Овечка снова ударила несчастный стол. — Прекрати, ради Света Маяка!
Ну сколько можно уже.
— Я просто думал…
— Думал, да! Но смирись уже с тем, что больше тебе об этом думать не надо. Вообще! Никак! Порадуйся там за жизни своих друзей и соседей, что всё хорошо. Да для всей земли Ветров то, что её тут не было — это отлично! Прекрасно! Восхитительно!
Кот недовольно мяукнул, потребовав не кричать, но Овечка
— А если что-то случилось? — тихо-тихо спросил брат.
— То это праздник для всего Калахута.
Она прекрасно видела, что ему неприятно это слушать. Но он знал, с кем говорит, когда искал утешения и поддержки. Знал, как она относится ко всей этой истории.
А она её терпеть не могла и была готова вываливать ушат с правдой ему на голову каждый раз, если была хоть какая-то надежда вдолбить её Анжею.
— Ладно, оставим, — он отвернулся к плите.
— Нет уж, давай не будем. Ты в прошлом году об этом не обмолвился же. Специально ждал декады?
Кивок.
— Ты дурак или прикидываешься?!
— Дурак. Но иногда успешно мимикрирую под умного.
— Не так уж успешно, судя по всему!
Он пожал плечами и ничего не ответил, но Овечка уже не могла остановиться: в груди билось и клокотало пламя, ей казалось, что Свет её превратился в пожар, согрел её от макушки до пят и вот-вот спалит дом.
— Хватит! Я просто прошу тебя, хватит! Тебя выгнали и всё — дело с концом. Ни один нормальный человек не ждёт после такого, что его снова заберут в волшебную страну. Да ладно, ладно бы ждать — так просто все твои надежды на безумного ублюдка.
— Анна, пожалуйста, давай закончим…
— А давай нет?! Что ты будешь делать? Ждать новую декаду в слепой надежде? Сунешься сам на остров Цветов, чтоб тебя разодрали эти твари? Я-то думала, что ты поумнел, раз молчал, а ты нет…
— Говорю же. Признаю.
— Толку? Сам себя накрутил и всё.
Анжей обернулся, глянул на сестру предельно устало, и она тут же замолчала.
— Хорошо, Анна. Всё, ты права. Я глупо ждал, но никто за мной не пришёл. Конец. Больше ждать не буду — я не настолько дурак.
Овечка закрыла глаза. Вдох. Выдох. Сосчитать до десяти.
— Где ты был в ночь Жатвы?
Пара секунд молчания.
— В лесу.
— Ох, Анж.
Подалась вперед и обняла брата. Погладила по волосам, устало думая о том, какой он всё-таки глупый. Большой и глупый.
На утро Овечка влилась в привычный зимний ритм: Анжей колол дрова, а она таскала из в дом; Анжей резал фрукты, а она их развешивала сушиться не верёвочке; Анжей утеплял ставни, а она выбирала для этого самые плотные лохмотья.
Они кормили кур, коров, пытались совладать с одним упорным бараном, ловили сбежавшего в поле Блинчика, на обед ели свекольный суп и мололи заморский кофе.
Мир был тих и спокоен, словно их небольшой домик накрыли стеклянным шаром. На горизонте ни души, только белое пушистое покрывало укрыло лес.
Темнело до обидного рано. Овечка затопила камин в зале, села на диван. Ей страшно нравилось, что на ферме была и печь, и камин: можно было топить по разным случаям и получать от этого совершенно разное тепло.