Garaf
Шрифт:
— Вынь меч, — сказал Эйнор. Гарав послушно потянул клинок — мёртвое тело чуть подалось вверх, потом — соскользнуло. — Вытри его, — Гарав, присев, тщательно обтёр оружие, как во сне, о край рубахи убитого. — Теперь кричи или плачь. Не стыдись, Волчонок.
— Мы никому не скажем, — Фередир встал рядом. — Это не стыдно, Гарав, правда. Это первый человек, чью жизнь ты отнял. Плачь.
И Гарав закричал…
…Подогретое вино пахло корицей и было неожиданно приятным. Держа кубок обеими руками, Гарав выпил половину залпом и допил остальное
Но они молчали. Сами всё сделали со стоянкой, только что стащить доспех никто не помогал. Сами сложили в ряд и завалили плоскими камнями из ручья всех четверых холмовиков. Совсем стемнело. Гарав немного пришёл в себя, когда выпил вино… и совсем очнулся, когда на колени ему Фередир положил тяжёлое золотое зарукавье. Гладкое, лишь с концов его украшали двойные кольцевые выступы.
— Что это? — Гарав поднял голову. Вино согрело, но не ударило ни в голову, ни в ноги.
— Возьми, — сказал Фередир и присел рядом. — Это тебе.
— С?!. — Гарав отшатнулся, золотой обруч покатился с колен. — Ты что?! С убитого снял?!
— Бери, — Фередир опять сунул зарукавье Гараву. — Бери, Волчонок, — голос его стал
умоляющим. — Ты не понимаешь, что ли? У вас не так, что ли? Это же твой первый. Он придёт обязательно… Эйнор–то не верит, — Фередир покосился на рыцаря, который словно бы и не видел ничего, ворочал над огнём кусок окорока на двух прутьях. — Он придёт, а ты не бойся. И скажи: мол, честью я тебя убил, честью похоронил, честью твоё взял, погляди и уходи.
— Ты чего несёшь? — Гарав заозирался.
— Увидишь, — сердито отрезал Фередир и почти силой надвинул на запястье Гарава зарукавье. — Вот так…
…Вино, как видно, всё–таки подействовало. Гарава потянуло в сон. Он кое–как добрался до плащей, завернулся и лёг. Голова поехала, завертелась противно, и всё тело закружилось, как будто лежал не на камнях, а на диске старой карусели… «Ой плохо–то как…» — успел подумать мальчишка и провалился в сон…
…Он видел родное село. Село было сожжено, и он знал, что это орки и шпорить коня уже бесполезно. Где–то в глубине души жила мысль о том, что это НЕПРАВИЛЬНО и этого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Но он ехал и ехал по улице и удивлялся, что не видит ни одного трупа. Именно удивлялся…
…Видимо, он спал недолго, потому что, когда открыл глаза — с криком — то от костра обернулись сразу оба. Эйнор кивнул:
— Есть будешь?
— М… ага–а… — Гарав встал. Фередир спросил:
— Приснился?
— Не помню, — нерешительно ответил Гарав, садясь к огню. — Наверно, да. Я страшное видел…
— Не рассказывай, тогда не сбудется, — торопливо прервал его Фередир. А Эйнор просто запел — негромко, не глядя сунув Гараву пару сухарей и кусок крепко прожаренного (портиться начало) мяса.
— Бегут ручьи, спускаясь с гор
И снег лавинами идет.
Над пропастью
И только Эдельвейс цветет.
Здесь солнце, как слепящий диск
И странник не найдет пути.
Дороги не ведут туда,
Туда, где Эдельвейс цветет.
И гномы стерегут тот край,
Чтоб люди не смогли узнать,
Что где–то далеко в горах
Чудесный Эдельвейс цветет.
Волшебный цветок, волшебный цветок
В чужие руки не идет.
Волшебный цветок, волшебный цветок
Сулит бессмертие богов. (1.)
Песенный текст группы «Громовник».
* * *
В разрывах крон елей неподвижно светили звёзды.
Гарав лежал и думал. Не об убитых, лежавших в полусотне шагов от стоянки, нет. Теперь ему не хотелось спать — короткий нервный сон сыграл плохую шутку с усталым
мальчишкой.
— Эйнор, — позвал Гарав. Тихо позвал, но оказалось, что рыцарь не спит.
— М? — так же негромко и как–то равнодушно отозвался он.
— Сколько стоит всё то, что ты мне купил в Форносте?
— Двадцать восемь кастаров, считая коня, — спокойно ответил рыцарь.
— Когда я их отслужу?
— Если брать жалованье наёмника, — в темноте произошло шевеление, на секунду мигнули и погасли некоторые звёзды — Эйнор ворочался, даже привстал, — то через семь месяцев.
— А если брать жалованье оруженосца?
— Оруженосцы служат не за жалованье.
— Ради чести? — мальчишка попытался снасмешничать, но голос дрогнул.
— Не только, — неожиданно ответил Эйнор. — Оруженосец мечтает стать рыцарем. Это дорога в жизнь. В другую. Собственно, почти все оруженосцами в первую очередь ради этого и становятся.
— Почти все? — уточнил Гарав, привстав на локте.
— Я знаю одно исключение, — отозвался рыцарь. — Тебя… — он сел. — Слушай, Волчонок, что тебя беспокоит?
— Будущее, — честно признался мальчишка. — Моё маленькое будущее в этом большом мире. Я принёс тебе присягу, я твой оруженосец. Но мне хотелось бы знать, что дальше.
— У тебя нет своего будущего, пока ты не станешь рыцарем, — спокойно отрезал Эйнор.
— Так, — не менее спокойно кивнул Гарав и лёг на спину, заложил руки под голову, глядя в небо. — Если я не хочу?
— Ты не хочешь? — ровно спросил Эйнор.
— Сдаюсь, хочу, — согласился Гарав. — Я думал об этом ещё раньше, до клятвы, и давал её не просто так, не думай. Но что потом? Я хочу, но я смогу?
— Ну, если мы вернёмся из этого похода, — заговорил Эйнор, — а у нас очень мало шансов на это, я тебе скажу — то в будущем у тебя будет примерно шесть шансов на четыре, что ты станешь рыцарем в ближайшие пять–семь лет. Ты вынослив, ловок, достаточно храбр и достаточно туп… — Гарав невольно хихикнул — Эйнор холодно пошутил. — Князь посвятит тебя не без удовольствия, особенно если узнает, что ты мой оруженосец — князь мой воспитатель.