Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный
Шрифт:
— Почему? — осведомилась она. — Ты их боишься? Ты, У которого есть это, — она кивнула на его ладонь. — Неужели ты не сможешь себя защитить?
— Лично я не боюсь, но я не желаю давать им хотя бы и временное преимущества Я верю, дорогая леди, что Вы можете вызвать грозы с гор и противодействовать любому предательству, которое они замыслят, но те силы, к которым Вы обратитесь, не станут разбираться в том, что уничтожают. И я вовсе не хочу потерять Ульмсдейл, защищая его.
— Ты все равно потеряешь его, — Лизана впервые нарушила тишину. — Мой дорогой Роджер, — в ее голосе слышалось мало
Она проговорила эти слова ледяным голосом, глядя ему прямо в глаза. Они были похожи не на жениха и невесту, а, скорее, на врагов.
— Верно, моя сладкая, — дружески согласился он, но если бы я находился на месте Лизаны, меня бы насторожил этот дружеский тон. — Ты хочешь здесь остаться и лордом и леди?
— Я не желаю принимать участие в твоей игре, Роджер! — резко ответила она уверенным тоном.
Роджер посмотрел на нее так, как будто впервые понял, что она тоже имеет тут вес, а он не учел этого. Его глаза чуть сузились, и он перевел свой взгляд на ее мать.
— Поздравляю, моя дорогая леди! Выходит, Вы уверены в своем Могуществе и в отношении ее?
— Естественно, а ты думал, нет? — рассмеялась она, и он рассмеялся вместе с ней.
— О нет, моя дорогая леди. У нас будет прекрасное семейство! Мы сможем проводить великолепные вечера, пробуя друг на друге свои заклинания и испытывая защиту каждого.
— Этих вечеров не будет! — прорычал Хлимер. — Не будет, если мы не договоримся, что делать, чтобы удержат в Ульмсдейл. И я не вижу шансов выиграть там, где проиграли многие великие лорды. Порт открыт — им нужно лишь подойти и высадиться. Крепость можно удерживать день, может два… но… — он пожал плечами. — Вы все слышали рассказы об их оружии. Нас ждёт такой же конец, как и всех остальных.
— А что если… — с лица Роджера сошла его довольная улыбка. Он взглянул на леди Тефану и перевел взгляд на Лизану. — Что если они не смогут пристать к берегу? Ветер и волны, ветер и волны…
Леди Тефана испытующе посмотрела на него.
— Это потребует много энергии.
— И Вы обладаете ею, моя леди, моя невеста — тоже. — Он посмотрел на девушку. — Немного могу добавить и я. Ветер и волны — это довольно удачное решение проблемы. Всё будет выглядеть вполне естественно, и они не смогут нас ни в чем обвинить. Мы останемся в стороне. Мы сделаем вид, что идем на сделку, но только сделаем. А ветер и волны…
Она нервно облизала губы.
— Это требует большого Могущества.
— Может, Вам это не по силам?
— Да нет! — перебила она. — Но для этого нам троим нужно объединить усилия, и нам потребуются немалые жизненные силы, чтобы достичь успеха.
Он приподнял брови.
— Жаль, что мы позволили уйти самым преданным сторонникам лорда. Ненависть могла бы дать нам эти силы. Мы могли бы использовать их ненависть, например, этот старик Яго…
— Он осмелился угрожать мне! — крикнул Хлимер. — Как будто калека может что-нибудь мне сделать!
— Калека, конечно, не может, — согласился Роджер. — Но если бы он встретился с тобой лет десять назад… тогда бы я не поручился за твою жизнь, дорогой братец. Во всяком случае, у нас есть другие,
Лизана неожиданно потеряла свое холодное безразличие. Я заметил, как в ее глазах сверкнуло безумие.
— Мы решим! — завопила она. — О, мы решим! Роджер впервые проявил признаки беспокойства, и заговорил с леди Тефаной, как бы игнорируя ее дочь.
— Обуздайте свою ярость, моя дорогая леди. Наш путь требует благоразумия и осторожности.
Лизана резко вскочила на ноги, и стул, на котором она сидела, полетел на пол.
— Не тебе учить меня, Роджер! Лучше смотри за своим Могуществом, если его у тебя так много, как ты стараешься показать!
— Все мы должны бережно обращаться со своим Могуществом, — заметила леди Тефана. — Но план требует тщательной подготовки, и этим нам следует заняться немедленно. — Она поднялась. Хлимер быстро подскочил к ней и предложил руку. Я подумал, что сейчас он не очень-то жаждет оставаться наедине с Роджером. Лизана последовала за ними, и Роджер остался в одиночестве.
Моя рука потянулась к мечу. То, что я здесь узнал, наполнило мою душу ужасом, хотя многое стало понятно. Ясно, что эта троица давно имела дело с Темными Силами: они сами признались в этом. Как намекнул Роджер, мой отец был околдован, и это многое объясняло. Теперь я мог простить отца. Стена между нами рухнула, хотя для него это было слишком поздно.
Теперь они хотят призвать на помощь Темные Силы. Вероятно, это может спасти Ульмсдейл, правда, только для них. Но осмелюсь ли я противопоставить мою любовь к родине их темному Могуществу? Ведь если они поднимут Темные Силы, я мог бы считать их своими союзниками, потому что они будут воевать с нашими врагами. Союзниками, хотя я их ненавидел. И я смотрел, как бродит Роджер по комнате, и не нападал на него.
Я хотел узнать лишь одно. Что конкретно они собирались предпринять? Ведь несмотря на обстоятельства своего рождения, я не имел способностей, подобных тем, что обладали они. И на всём свете был только один человек, который смог бы все мне объяснить и от которого я мог бы узнать, что мне делать. Позволить ли им прибегнуть к Темным Силам, чтобы спасти родину, или же предпринять все возможное, чтобы помешать им? Что представляло собой большую опасность — обращение к Темным Силам или же захватчики? Я не мог об этом судить. Но Ривал, который всю свою жизнь посвятил тайнам, мог бы помочь мне.
Замок отца стал теперь для меня ловушкой, и чем скорее я выберусь отсюда, тем лучше не только для меня, но и для будущего моей родины. Возвращаясь по подземному туннелю, я размышлял о том, что сказал Хлимер о Яго. Я не сомневался, что этот буйвол принудил Яго драться с ним. Ну что ж, когда-нибудь я заставлю его заплатить за это.
К тому времени, когда я добрался до плиты с грифоном, наступила глубокая ночь. Все мое тело ныло от ушибов, голова дико трещала, но меня подгоняло время. Чем быстрее я доберусь до Ривала, тем лучше. Для пешего человека это был долгий путь, к тому же меня мучил голод. Перевалив через горы, окаймлявшие долину, я вышел на одну из тех троп, что использовались летом охотниками и торговцами, особенно теми, кто имел дела с Пустыней.