Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
— Сейчас мы ее в постельку, — потирал руки Гаврила, глядя на краснолицую, до предела возбужденную барыню. — Хватит бедламного дела!
Но суд, оказывается, не прекратил своей деятельности, а вступил в новую фазу. Опять на середину залы вышел паж и принялся читать бумагу. Алексей с ужасом и удивлением услышал, что героем очередного доноса является он сам. Он и представить себе не мог, что за три дня пребывания в доме Черкасских успел натворить столько подсудных дел.
— … у карлицы Прошки спрашивал, где, мол, сейчас князь обретается. И спрашивал
Судя по выразительности, с какой паж выкрикивал одно за другим обвинения, автором доноса был он сам. Да, Алексей был преступником. Он интересовался делами синих, и не только прислугой, а посягнул в своем любопытстве на самого князя.
Алексея вытолкнули к самому трону, надавили больно на плечи, и он бухнулся на колени. Дело было настолько необычным, что княгиня пренебрегла опросами свидетелей и приступила прямо к опросу обвиняемого.
— Зачем тебе надо это было знать? — Голос Аглаи Назаровны был металлически тверд и хрустально чист.
— Да просто так. Интересовался… — лепетал Алексей.
— Как же ты, мелкий человек, посмел интересоваться князем?
— Да я про их сиятельство не спрашивал, — пробовал выкручиваться Алексей. — Меня их секретарь интересовал. Может статься, что знаком я с их секретарем… или с берейтором…
— Как же зовут твоего знакомого? — с усмешкой спросила княгиня, уверенная, что обнаружила прямую ложь. Алексей посмотрел в ее горящие, темные глаза и неожиданно для себя негромко сказал:
— Котов его фамилия.
Стало очень тихо. В этой непривычной, тяжелой, одуряющей тишине Алексею стало так плохо, так страшно, что он совсем склонился долу, уткнув лоб в ворсистый ковер.
— Дурень ты дурень, — тихонько прошептала карлица Прошка. — Нашел о ком любопытствовать.
— Котов? — спокойно переспросила княгиня. — Ты говоришь — Котов? — И вдруг рванулась, ударилась головой о высокую спинку кресла и трубно, нечеловечьи завыла. На Аглаю Назаровну обрушился припадок.
Видно,это было вполне привычно,потому что Аглаю Назаровну сразу подхватили, положили на пол, откуда-то появились подушки, Прошка метнулась к барыне и принялась оглаживать потное лицо. Про Гаврилу в суете и не вспомнили, но он протолкался сам вперед и, глядя, как выгибается в руках гайдуков тело княгини, как пузырится у бескровных губ пена, «подвел черту»:
— Падучая… Держите барыню крепче. Алексей Иванович, живо! В красной банке настойка дурмана. Несите сюда. Надо три капли… нет, лучше пять в ложку с водой, — и добавил с удивлением: — Ноги-то у нее почему двигаются?
Когда Алексей принес настойку и ее в нужной пропорции с трудом влили в сведенный судорогой рот Аглаи Назаровны, Гаврила перевел дух.
— За дело, Алексей Иванович! Я тут с ними поговорю,
— Иду, Гаврила.- Алексей испуганно огляделся.Вокруг,словно призывая его на подвиг, кричало, вопило и бесновалось население справедливого государства.
Алексей выбежал из дома так стремительно, словно там бушевал пожар. Вместо серпа он прихватил на кухне длинный, с изогнутым лезвием, нож. Только когда стемнело, и уже нельзя было отличить лопух от крапивы, а куча нарезанного пустырника соперничала в размерах со стогом, Алексей сел на землю и утер пот со лба.
«Ну и дела… А Котова в этом доме знают. Хорошо знают, И похоже, не любят. Где ты, штык-юнкер? Защищайтесь,сэр! Я вышибу дух из вашего хилого, поганого тела, сэр!»
Луна поднялась высоко над деревьями, засеребрила воды Фонтанки и влажную от испарений чугунную решетку. Алеша направился к месту встречи. Он не заметил, конечно, как мелькнула за кустами фигура в белом — тихий садовник Мятлев торопился по своим делам. Вначале он шел осторожно, пригнувшись, но выйдя к ограде, припустился бегом. У скрытой плющом калитки он остановился, ржавый ключ с трудом повернулся в замке. В парк проскользнул человек в плаще и сразу исчез за деревьями.
— Крапива, черт! — выругался Никита, забыв произнести пароль. — Алешка, наконец-то!
— Гардемарины, у нас тут такие события! Брому надо, много!
— Зачем?
— Гаврила велел. Они здесь все помешанные.
Трудно было Алексею объяснить друзьям особенности быта в доме Черкасских, но когда понимание было достигнуто, Никита посоветовал — пока не поздно, дать деру!
— Нет, — сказал Алеша.
— А если тебя начнут расспрашивать, откуда, мол, знаешь Котова и все такое? Княгиня его не любит, а князь? Может быть, Котов его доверенное лицо. Закуют тебя в колодки…
— Нет, — упорствовал Алексей.
— Я тебе принес кое-что, — сказал молчавший до сих пор Саша. — Одно старое письмо. Оно послужит тебе пропуском.
— Какое еще письмо?
— Бери, бери, — подтвердил Никита. — Это из бестужевских бумаг. С этим письмом можешь идти прямо к Черкасскому.
Раздался какой-то невнятный шорох, кажется, совсем близко зашумели верхушки деревьев. Друзья замерли, напряженно вслушиваясь. Никита сделал несколько шагов в темноту.
— Никого нет. Ветер.
— Так ты понял, Алешка?
— Легко сказать — иди к князю, — проворчал Алексей, пряча бумагу на груди. — А где его найти? На половину синих не пускают. И потом мне завтра весь день сок из пустырника надо давить. Гаврила велел.
— А местная болезнь заразная,- разозлился Саша.- Ты тоже ополоумел. Ты зачем в дом этот пришел? Врачеванием заниматься? Ладно, ты руками-то не маши. Нечего оправдываться… Письмо носи на себе. Ему цены нет. Да прочти его, прежде чем нести к Черкасскому.
— До завтра, сэры! Честь никому!…