Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)
Шрифт:
Самое простенькое событие этого дня было исполнено высшего смысла: и баня, где Алеша и Адриан парились не менее трех часов,и суета на кухне, где каждое блюдо пробовали все имеющиеся в доме женщины, добавляя с важным видом «соли маловато» или «еще петрушки положить», и торжественное застолье, за которым мало ели и повторяли ненасытно: «Ну, рассказывай…»
А что рассказывать-то? Главное, что на свете есть такое прекрасное понятие, как отпуск, зачем-то торопили в Адмиралтействе, а теперь Алеша может голову дать на отсечение — три дня, а может, и неделю, он будет принадлежать только
Однако ночью, когда Алеша смог наконец остаться с Софьей наедине, она вместо того, чтобы предаться радости и любви, вдруг расплакалась. «Слезы мои грех, я знаю, в такой день… — твердила она сквозь рыдания. — Но не могу я больше одна!» Дети вырастут и без нее, у них замечательные няньки. Вера Константиновна заменит им мать, а жену Алеше никто не заменит; и посмотри на себя, какой неухоженный, руки в цыпках, похудел невообразимо, кожа на носу шелушится и весь провонял табаком. Плача, Софья исступленно трясла головой, волосы рассыпались по плечам и зацепились за деревянную завитушку в изголовье кровати. Она принялась выдирать эту прядь с болезненной гримасой.
— Но на корабль не пускают женщин, солнышко!
— А пассажиров? Будешь платить за меня капитану.
— На военный корабль, ты знаешь, берут пассажиров только в крайнем случае.
— Мой случай крайний! И на корабль за тобой пойду, и в Кронштадт, если они опять туда тебя упрячут.
Пока они препирались в открытое окно налетело множество всякой мелюзги, мотыльки и мошки порхали вокруг свечи, а по темным углам ровно и уныло гудели комары. Нечисть эту разгоняли долго, Софья успела развеселиться, и даже неминуемая сцена раскаяния — я вздорная, я порчу тебе жизнь, не слушай меня! — на этот раз не состоялась. Все слова растаяли в нежности.
Истинной подоплекой рыданий Софьи были не только забота о муже, но и страх, вызванный исчезновением Никиты. Однако не только ночью, но и утром об этом не было сказано ни слова. Софья знала, что как только Алеша узнает об аресте друга, замечательное понятие «отпуск» будет немедленно принесено в жертву не менее значительному — «дружба».
Однако сразу после завтрака Алеша взял перо и бумагу, чтобы написать записки друзьям и немедленно послать с ними рассыльного. Софье ничего не оставалось, как рассказать мужу все. При первых ее словах Алеша только удивленно поднял бровь: ясно было, что он не постигает важности события. Но по мере того, как он узнавал о маскараде, о посещении Никитой великой княгини в царском дворце и Сашей Лестока, возбуждение все более охватывало его. Софье стоило большого труда уговорить мужа тут же не мчаться на поиски Саши.
— Я уже отослала записку к Саше. Ты уйдешь, а он придет. — Софья хитрила, но ей очень не хотелось, чтобы важный разговор с Сашей произошел в ее отсутствие.
После двух часов ожидания Алеша не выдержал, сбежал и, не найдя Сашу ни на службе, ни дома, бросился на Малую Введенскую к Гавриле. По первому впечатлению от встречи с камердинером Алеша решил, что тот повредился в уме. После первых слов приветствия Гаврила фамильярно взял Алешу за руку и повлек его
— Верчу камни и так и эдак, в мистическом узле всегда аквамарин, что означает море. А раз море, то вам его, Алексей Иванович, и спасать.
— Мне это и без всяких аквамаринов ясно, — проворчал Алеша.
— И еще! — Гаврила поднял худой палец. — Помочь барину может большой сапфир. А как? Я думал, думал и придумал. Вернее всего предложить сей камень должностному лицу в качестве взятки.
— Некому предлагать-то!
— Когда появится кому — скажите. Я дело говорю. Камни не лгут.
Провожать Алешу он не пошел. Спрятал камни, встал на колени перед иконой и зашептал молитву, склонив голову.
Алеша шел домой в крайне подавленном настроении. К Фонтанной речке он подошел в тот момент, когда для пропуска высокой, груженной дровами баржи развели мост. Алеша буквально пританцовывал от нетерпения: наверняка Саша уже пришел и теперь слушает рассказы Софьи о его жизни в Регервике. На набережной успела собраться небольшая толпа, всем позарез нужно было на ту сторону. Кто-то окликнул Алешу негромко. Он не сразу узнал в нарядно одетом, слегка надменном господине старого Сашиного знакомого Василия Федоровича Лядащева, но тот сам помог вспомнить, представился, слегка приподняв треуголку.
— Очень рад вас видеть, Василий Федорович! Искренне благодарен, что вы принимаете участие в отыскании друга моего Никиты Оленева. — Алеша уважительно тряс руку Лядащева. — Не мо-жете ли обнадежить нас какой-нибудь новостью?
— Так Оленев еще не отыскался?- удивился Лядащев.- И не дал о себе знать?
Алеша сокрушенно покачал головой. Уж если Тайная канцелярия пасует, то судьба Никиты может быть ужасной.
— Сегодня я жду к себе Белова.Надеюсь, он имеет какие-либо новые сведения.
Лязгнули подъемные устройства,мост сошелся. Лядащев и Алеша вместе вступили на доски, дальше их пути расходились.
— Умоляю,если вы что-либо узнаете…- Алеша сказал это скорее из вежливости, чем в расчете на помощь Лядащева, но тот отозвался вполне дружески.
— Непременно. Мне симпатичен этот молодой человек. К сожалению, дела увели меня в сторону от этой истории. Нижайший поклон Софье Георгиевне.
«Ишь как все имена в памяти держит,- подумал Алеша с неожиданной неприязнью,- зря Сашка якшается с Тайной канцелярией».
Друг пришел только вечером. Радостно саданув Алешу по плечу, Саша на негнущихся ногах прошествовал в гостиную, рухнул в кресло и тут же начал жаловаться:
— Ненавижу службу! И ведь мне мало надо, я не привередлив! Хоть толику здравого смысла в том, чем я занят. И еще чтоб было на чем сидеть. Пять часов торчком — это ли не мука!
Они смотрели друг на друга и улыбались. Автору очень хотелось пропеть здесь гимн дружбе, но боязнь показаться высокопарной сковывает ее уста.
— Ну, рассказывай. — Алеша первым произнес эту, уже набившую оскомину, фразу.