Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)

Соротокина Нина Матвеевна

— Гаврила, кофий в библиотеку! — раздался за дверью строгий голос Луки.

Гаврила в белоснежном парике, малиновых бархатных панталонах и кармазиновом, в нескольких местах прожженном камзоле вошел в комнату, неся на подносе изящные, как цветки, чашки. При виде Алексея он улыбнулся и степенно сказал:

— С приездом, Алексей Иванович.

— Экий ты важный стал, Гаврила. И какой красавец!- не удержался от восклицания Алексей, на что камердинер насупился и закричал с неожиданной горячностью:

— На что мне эта красота? Я проклятый

парик устал снимать-надевать. Руки у меня,сами знаете, не всегда обретаются в безусловной чистоте… соприкасаюсь с различными компонентами! У некоторых бездельников здесь всегда чистые руки! Лука орет: «К барину без парика входить,все одно, что голому!»- и ругается непотребно. Лука этот…- Он задохнулся от невозможности подыскать нужное слово. — Как в Москве жили, а? Сами себе хозяева…

— Побойся бога, Гаврила, — укоризненно сказал Никита. — Ты ли не живешь здесь как хочешь?

Гаврила только рукой махнул и пошел прочь. В этот момент дверь отворилась и в комнату ворвался Александр. Алеша вскочил со стула. Друзья обнялись.

— Сашка, как я рад тебя видеть! И какой ты стал франт! Не отстаешь от Гаврилы.

— При чем здесь Гаврила?- обиделся Белов, но видно было, что ему приятно восхищение Алексея. Он сел на краешек стула, непринужденно отставив ногу в модном, с узорной пряжкой башмаке.- Кончились, бродяга, твои скитания? Никита рассказал мне о твоих приключениях.

— Не обо всех,- быстро уточнил Никита.

— Это я понял.

— За побег по закону нас должны смертию казнить,за опоздание- определить в каторжные работы. А про нас просто забыли.

— Простим это России,- усмехнулся Никита. — Пусть это будет самым большим ее недостатком!

Алеша восторженно захохотал.

— У меня теперь усы растут. И никто не сможет заставить меня играть в театре!

— Некому заставлять-то,- глухо сказал Саша,и сразу тихо стало в библиотеке.

Никита нахмурился, отошел к окну. Улыбка сползла с лица Алексея, он замер с полуоткрытым ртом: «Ну… говорите же!»

Из собора Успенья Богоматери донесся стройный хор, шла вечерняя служба. Одинокое, заштрихованное решеткой окно теплилось неярким розовым светом, и казалось, что решетка слабо колеблется, вибрирует, как натянутые струны. Вслушиваясь в далекие голоса, Никита рассказал про казнь осужденных.

— Господи! Что ж так свирепо!- Алеша с трудом дослушал рассказ до конца. — Что они такое сделали? Не помог я Анне Гавриловне…

— Не кори себя, Алешка. Даже если б мы успели передать бумаги по назначению, это вряд ли что-нибудь изменило.

«Бумаги? Они-то про какие бумаги толкуют? Весь мир помешался на самых разнообразных бумагах!» Эта чужая тайна, в которую Никита сознательно или по забывчивости не посвятил его, больно задела Сашу, и неожиданно для себя копируя интонации Лядащева, он назидательно произнес:

— Они враги государства.Может, на жизнь государыни они и не покушались, да болтали лишнее.

— А хоть бы и покушались!- запальчиво откликнулся

Никита.- Знаешь, что такое остракизм?Не кажется ли тебе разумным заменить кнут глиняным черепком? Государство от этого только выиграет.

— Я понимаю,Саш, что они заговорщики,- покладисто сказал Алеша.- Елизавета — дочь великого Петра… Но страшно,когда кнутом бьют, и особенно женщин. Ведь повернись судьба, и тот, кого сегодня бьют, завтра сможет наказать палача. А женщины совсем беспомощны. Я казнь никогда не смотрел и смотреть не пойду.

Саша разозлился: «Рассуждают,как дети. А пора бы повзрослеть! Этому очень способствуют беседы с Лестоком в ночное время. С ним хорошо говорить про глиняные черепки.Он поймет…» И уже не пытаясь скрыть раздражение и обиду, он процедил сквозь зубы:

— Не пойдешь,значит, на казнь? А тебе ее и так покажут. Забыл, что Шорохов рассказывал? Протащат матроса под килем да бросят у мачты- подыхай! А он, сердечный, лежит и ждет, когда же судьба повернется, чтобы он мог наказать «обидчика»!

— А ты злой стал, Белов, — нахмурился Никита.

— А я никогда и не был добрым.

— Моих матросов никогда не будут килевать,- страстно сказал Алеша.- Смотри и ты, чтобы гвардейцы берегли душу и тело людей.

— Пропади она пропадом, эта гвардия!

— Вот как! Ты уже не хочешь в гвардию?- Никита изобразил на своем лице величайшее изумление.- Как же так? Гвардия- вершина твоих мечтаний. «Garde»- древнее скандинавское слово, сиречь «стеречь». Еще в древних Афинах существовало такое понятие, как гвардия. Правда, тогда гвардейцы назывались скромнее — «телохранители». Полководец набирал их из пельтастов — наемников. Маленький щит, кольчуга на груди и уменье вести бой в рукопашных схватках…

— Прекрати! Ты злой стал, Оленев!- Саша понимал, что разговор пошел совсем «не туда», но уже не мог остановиться.- Что ты паясничаешь? Милость государыни Бестужевой жизнь спасла. Три года назад ее лишили бы не только языка, но и головы. Это надо помнить и не говорить ничего лишнего!

— Уж не обидно ли тебе, что Бестужеву били вполсилы? Надо было ей, изменнице, хребет переломать!- крикнул Никита.

— Почему вполсилы? — Алексей схватил Никиту за руку, пытаясь привлечь к себе внимание и предотвратить неминуемую ссору.

— Да крест Анна Гавриловна палачу дала.- Вспомнив подробности казни, Никита сразу остыл.- Крест весь в алмазах. Считай, Бестужева палачу целое состояние подарила.

— Откуда у нее в крепости крест оказался? Неужели не отняли?

— Это я ей крест передал,- сказал вдруг Саша. Он понимал, что вслед за этими словами должен будет рассказать друзьям обо всех событиях последних недель.Какой-то убогий плаксивый голосишко внутри него тянул предостерегающе: «Молчи, опасно, ты подписку давал…», ему вторил другой, менее противный, но фальшивый: «Зачем им твои неприятности? У них своих хватает!» Но Саша прикрикнул на эти глупые, суетливые голоса: «Заткнитесь!»