Гарики из Атлантиды. Пожилые записки
Шрифт:
Глупо лелеять надежды и питать иллюзии. Но что тогда питать и что лелеять?
Глупо, но прекрасно и сладостно хотеть невозможного — а кто держит мечтателей за умников?
Наше время уважает прагматиков и реалистов — это действительно разумная жизненная позиция. Однако же насколько тягостно и скучно (а порою — пакостно и гнусно) общаться с ними, и какими явно недалекими и плоскими выглядят они людьми. Ренуар замечательно сказал однажды: «Какая это гадость — голый разум!»
А вот категорическое утверждение, найденное мной случайно и недавно, — это сказал знаменитый рабби Иехуда Бен-Йехезкель еще в третьем веке: «Тот, кто подчиняет всю свою
Глупо думать, что ты умнее, стройнее и красивее, а главное — привлекательнее других. Но откуда тогда черпать женщинам энергию и уверенность в себе?
Всем известно, что неразумно плевать против ветра. А если есть уверенность, что переплюнешь, и упрямая решимость попытаться? А если этого требует чувство чести, человеческого достоинства и просто порядочности?
А сколько глупостей мы делаем из благородных побуждений!
А как умнеет прямо на глазах дурак, который нас похвалит!
Глупо браться не за свое дело. А если очень хочется и кажется, что сумеешь? Вообще, без этого благостного заблуждения человечество гораздо меньше продвинулось бы вперед.
А расхождение жизненных ценностей по крупному счету создает уже просто несовпадающие миры. Дон Кихот совершает поступки, глупые только в восприятии его современников и отчасти нас — читателей, похожих по приземленному разумению на Санчо Пансу. Но ведь и Рыцарь печального образа невысокого мнения об уме своего растительного оруженосца. Князь Мышкин — чистый идиот в глазах окружающих, но сам он жалеет многих из них именно за неразумность. Бравый солдат Швейк безнадежно туп и наивен, по мнению пьяницы фельдкурата и прочих чинов армии, но мы-то ясно видим, кто из них действительно дурак. Интересы, знания, мировоззрение, ум и характер сообща вырабатывают свои понятия о глупости, и полностью эти понятия мало у кого совпадают.
(Тут я припомнил, как мой сын писал некогда в школе сочинение по пьесе «Горе от ума» и нашел — к пугливому восхищению учительницы — точную и грустную формулировку: «Тех, кто искренне болеет душой за общество, общество искренне считает душевнобольными».)
Задним числом потомки находят много глупости в поступках и мнениях отцов и предков. Умудренные временем и знанием последствий, потомки часто бывают правы. Но тогда это вовсе не было глупостью! А было естественным проявлением взглядов на мир, на смысл существования, на границы добра и зла, на справедливость, жажда которой пожизненно гложет человеческую душу. И никак не поручиться заранее, что именно покажется разумным следующим поколениям. В жизни постоянно возникает множество чисто игровых ситуаций, а предусмотреть все вероятности и случайности не удалось бы никакому гениальному уму. Похоже, что играет сам Творец. И насмешливая история рушит самые безупречные прогнозы. Так что не предсказать ни будущую оценку нас потомками, ни их собственные неминуемые глупости.
А разве отказавшиеся покаяться Мигуэль Сервет и Джордано Бруно не были полными глупцами во мнении людей, толпившихся вокруг их костров?
А что думали об академике Сахарове миллионы его сограждан? Многие — голову даю на отсечение — так же думают и посейчас.
Этот узел с достохвальной, вполне современной категоричностью разрубил некогда Флобер, сказавший (с иронией, по счастью), что дураки — это просто все, кто думает иначе. Поэтому, например, массовый человек склонен очень невысоко оценивать разумность людей, проходящих мимо любой выгоды. Понимая выгоду широко, биологически:
А значит, глупости нет и каждый прав по-своему. Один — со своей колокольни, а другой — со своего шестка. И безусловно прав кулик, хвалящий свое болото. А глупость — это только лишь оценка. И тому простое вот наглядное доказательство: я взял высокую ноту, я залетел в патетику и пафос, и уже ты смотришь на меня, как на ученого придурка.
Никак нельзя было сказать, что меня полностью устроили оба эти разговора. Хотя понял я из них, что дурак и человек, совершающий глупость, — вовсе не одно и то же, ибо глупость однократна, а дурак — всегда рецидивист.
Но кем считать человека, все поступки которого безупречно разумны и неизменно приносят ему пользу и столь же неизменно вызывают у окружающих отвращение и омерзение?
Итак, на свете глупости не существует, а есть лишь миллион ее проявлений. Сплошь и рядом молчаливо или вслух именуют глупостью слова и действия друг друга две любые несогласные стороны. И обе — справедливо. Дурак — это не отсутствие, а свойство ума. И тогда выходит, что дурак — это просто такой ум. Более того: размер совершаемой глупости часто прямо пропорционален глубине ума, его размаху и творческой одаренности.
И ничего, ну ровно ничего не удается сформулировать с достоверностью. Кроме одной и, право же, неглупой мысли.
Хорошо бы всем нам непрестанно стараться, чтобы ни в одной деревне дурака не допускали разводить, гасить или поддерживать огонь. Ни в одной! А на дудочке — пусть играет.
Хотя даже при таком раскладе остальные все должны быть начеку, зорко следя, под чью дудку они пляшут.
Конечно, мой усердный труд будет неполон, убог и недостаточен, если для оттенения глупости, столь неуловимой и спорной, не расскажу я о людях неизлечимо умных — а повсюду их великое множество.
Начну я с тех, кому когда-то я в журнале сдал статью.
Сперва мой опус похвалили, отметив, что редактировать необходимо, но немного. У каждого из прочитавших было свое собственное мнение относительно места, которого следует коснуться бдительным и чутким пером. Статья пошла от стола к столу.
А через день от стола к столу метался уже я. Более всего статья напоминала стог сена, осажденный разъяренными овцами. Каждая норовила вырвать и уничтожить тот именно клок, который был ей понятней и ближе, отчего нуждался в скором и бесследном исчезновении. Стог таял на глазах. Они спешили так, будто боялись, что некто серый и зубастый может подойти сюда полюбопытствовать, поэтому все то, что не исчезало сразу, тщательно приминалось и выравнивалось.
Вскоре я унес домой остатки. Было мне по недалекости моей неясно, отчего психологические выкладки настолько взволновали моих коллег. Очевидно, был у каждого из них на примете некто, могущий принять на свой счет перечень приводимых примет и обидеться со всеми последствиями. Они знали, где и кто дурак! А я, признаться, этого и до сих пор не знаю. Ибо кто глупее — тот, кто сверху громогласно и бездарно лжет, или же тот, кто снизу шумно и с восторгом аплодирует, каждым таким аплодисментом нанося себе пощечину по тонкому интеллигентному лицу?