Гарри Поттер и Дары Cмерти
Шрифт:
Гарри вместе с ним пошёл к табурету и смотрел, как он надевает шляпу.
– Слизерин! – объявила Шляпа.
И Северус Снегг отправился на другую сторону Большого зала, прочь от Лили, к приветствующим его слизеринцам. Люциус Малфой со сверкающим значком старосты на груди похлопал его по спине и усадил рядом с собой…
Сцена переменилась…
Лили и Снегг шли по двору замка, горячо споря о чём-то. Гарри заспешил к ним, чтобы послушать. Подойдя ближе, он заметил, насколько выше они стали. Видимо, с распределения прошло несколько лет.
– Я-то думал, мы друзья, – говорил Снегг. –
– Мы и есть друзья, Сев, но мне не нравятся люди, с которыми ты связался. Прости, но я не выношу Эйвери и Мальсибера. Мальсибер! Ну что ты в нём нашёл, Сев? Он же подонок! Ты знаешь, что он на днях пытался сделать с Мэри Макдональд?
Лили остановилась у колонны и прислонилась к ней, глядя в худое, бледное лицо.
– Да ерунда это, – сказал Снегг. – Он хотел просто посмеяться, и всё.
– Это Тёмная магия, и если ты считаешь, что это смешно…
– Ну а то, чем занимаются Поттер и его дружки? – спросил Снегг. Щёки у него порозовели при этих словах, он был не в силах сдержать досаду.
– При чём тут Поттер? – сказала Лили.
– Они где-то шляются по ночам. И с Люпином этим что-то странное творится. Куда это он постоянно уходит?
– Он болен, – ответила Лили. – Говорят, он очень болен.
– Ага, заболевает каждый месяц в день полнолуния?
– Я знаю твою теорию, – холодно откликнулась Лили. – Но почему это тебя так волнует? Тебе-то какое дело, чем они занимаются по ночам?
– Я просто хочу показать тебе, что не такие уж они замечательные, какими их, похоже, все считают.
Лили покраснела под его настойчивым взглядом.
– По крайней мере они не применяют Тёмную магию. – Лили понизила голос. – А ты просто неблагодарный. Я знаю, что случилось прошлой ночью. Ты полез в тот тоннель под Гремучей ивой, и Джеймс Поттер спас тебя от того, что там подстерегало…
Лицо Снегга исказилось, теперь он захлебывался словами:
– Спас? Спас? Думаешь, он разыгрывал героя? Он спасал свою шею и своих друзей! Ты ведь не… Я… Я тебе не позволю…
– Не позволишь? Мне?
Ярко-зелёные глаза Лили сузились. Снегг мгновенно сбавил тон.
– Я не то хотел сказать… Просто я не желаю, чтобы тебя дурачили… Он за тобой увивается, Джеймс Поттер за тобой увивается! – Похоже, эти слова вырвались у Снегга помимо его воли. – А он вовсе не то… что все думают… чемпион по квиддичу… – Обида и неприязнь рвались из Снегга сбивчивыми словами, и Лили всё выше и выше подымала брови.
– Я знаю, что Джеймс Поттер – безмозглый задавака, – прервала она Снегга. – Можешь не трудиться мне это объяснять. Но юмор Мальсибера и Эйвери – это безобразие. Безобразие, Сев. Не понимаю, как ты можешь с ними дружить!
Гарри показалось, что выпадов Лили против Мальсибера и Эйвери Снегг уже просто не слышал. Стоило ей отозваться пренебрежительно о Джеймсе Поттере, его напряжение как рукой сняло, и теперь он шагал рядом с ней совсем другим, упругим шагом…
И эта сцена исчезла…
Гарри снова смотрел, как Снегг выходит из Большого зала, сдав СОВ по защите от Тёмных искусств, бредёт прочь от замка и случайно оказывается рядом с местом, где сидят под буком Джеймс, Сириус, Люпин и Петтигрю. Но на этот раз Гарри не стал подходить ближе. Он и так знал, что произошло после того, как Джеймс заклинанием поднял Северуса в воздух и насмеялся над ним; он знал,
– Грязнокровка!
Сцена переменилась…
– Прости меня.
– Отвяжись.
– Прости меня!
– Можешь не трудиться.
Это было ночью. Лили в халатике стояла, обхватив себя руками, перед портретом Полной Дамы у входа в башню Гриффиндора.
– Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…
– Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…
– Сорвалось с языка? – В голосе Лили не было жалости. – Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю. Ты и твои дружки – Пожиратели смерти… Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?
Он открыл было рот, но так ничего и не сказал.
– Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я – свою.
– Нет… послушай, я не хотел…
– Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовёшь, Северус. Почему же я должна быть исключением?
Он пытался что-то объяснить, но Лили бросила на него презрительный взгляд, повернулась и скрылась в проходе за портретом…
Вход в башню Гриффиндора исчез, а новая сцена появилась не сразу. Гарри словно летел сквозь сменяющиеся цвета и формы, пока мир вокруг него вновь не принял ясные очертания. Он стоял в темноте на пустынной, холодной вершине холма, и ветер свистел в голых ветвях деревьев. Взрослый Снегг тяжело дышал и беспокойно крутился на месте, крепко сжимая волшебную палочку, явно в ожидании чего-то или кого-то. Страх Снегга передался Гарри, хотя он знал, что бояться ему нечего, и он поглядел через плечо, пытаясь догадаться, чего ждёт здесь Снегг…
В воздухе мелькнула ослепительная вспышка белого света. Гарри подумал, что это молния, но Снегг упал на колени, и палочка вылетела у него из рук.
– Не убивайте меня!
– Я и не собирался.
Дамблдор появился внезапно – шум ветра заглушил звук трансгрессии. Он стоял перед Снеггом в развевающейся мантии. Его лицо было освещено снизу светом волшебной палочки.
– Итак, Северус, что за весть шлёт мне лорд Волан-де-Морт?
– Нет… никакой вести… Я пришёл по собственному почину! – Снегг заламывал руки. Чёрные волосы развевались на ветру вокруг его головы, и вид у него был немного безумный. – Я пришёл с предостережением… нет, с просьбой… пожалуйста…
Дамблдор взмахнул палочкой. Листья по-прежнему летели по ветру, но там, где стояли они со Снеггом, стало совсем тихо.
– Какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти?
– Пророчество… предсказание Трелони…
– Ах да, – откликнулся Дамблдор. – И что из этого вы доложили лорду Волан-де-Морту?
– Всё… всё, что слышал! – ответил Снегг. – И поэтому… из-за этого… он думает, что пророчество относится к Лили Эванс!
– В пророчестве ничего не сказано о женщине, – сказал Дамблдор. – Речь там шла о мальчике, который родился в конце июля…