Гарри Поттер и Дары Cмерти
Шрифт:
Здесь было черно, хоть глаз выколи, и пахло совсем ужасно. Гарри разглядел выступающий из-под кровати ночной горшок, но тут Батильда закрыла дверь, и комната погрузилась в непроглядный мрак.
– Люмос! – произнёс Гарри. Волшебная палочка засветилась, и Гарри вздрогнул: за короткие мгновения темноты старуха успела подойти к нему вплотную, а он ничего не услышал.
– Ты Поттер? – прошептала она.
– Да.
Она кивнула, медленно и торжественно. Крестраж на груди у Гарри бился часто-часто, чаще, чем его собственное сердце. Ощущение было неприятное,
– У вас есть что-нибудь для меня? – спросил Гарри, но старуху, похоже, отвлекал огонёк на конце волшебной палочки. – У вас есть что-нибудь для меня? – повторил Гарри.
Тогда старуха закрыла глаза, и тут случилось сразу много разных вещей. Шрам кольнуло болью, крестраж забился с такой силой, что приподнял свитер. Тёмная, душная комната на мгновение словно растаяла, Гарри ощутил вспышку дикой радости и высоким, холодным голосом проговорил: «Взять его!»
Гарри шатнуло. Тесная, вонючая комната снова сомкнулась вокруг него; он не мог понять, что с ним было.
– У вас есть что-нибудь для меня? – спросил он в третий раз, ещё громче.
– Там, – шепнула она, указывая в угол.
Гарри поднял волшебную палочку и увидел смутные очертания захламленного туалетного столика возле окна.
На этот раз Батильда не захотела его вести. Гарри протиснулся между нею и разобранной постелью, высоко подняв волшебную палочку и стараясь не упускать старуху из виду.
– Что это? – спросил он, добравшись до столика, на котором было навалено какое-то вонючее тряпье.
– Там, – сказала Батильда, указывая на бесформенную груду.
Гарри на мгновение отвёл глаза, отыскивая взглядом украшенную рубинами рукоять меча. Старуха сделала какое-то стремительное движение, Гарри уловил это краем глаза, испуганно обернулся и застыл от ужаса: дряхлое тело осело на пол, а из ворота платья, где только что была шея старухи, выползала громадная змея.
Змея ударила в ту секунду, когда он взмахнул волшебной палочкой. Палочка выскочила из ужаленной руки, крутясь, взлетела к самому потолку и погасла. Сильный удар хвостом в солнечное сплетение вышиб у Гарри весь воздух из лёгких, он повалился на туалетный столик, прямо в кучу грязных тряпок…
Он откатился и грохнулся на пол, едва увернувшись от огромного хвоста, который обрушился на столик в том месте, где секунду назад был Гарри. Его осыпало дождём осколков. С первого этажа донёсся голос Гермионы:
– Гарри!
Он не мог ей ответить – не хватало воздуха. Тяжёлая гладкая масса навалилась на него и придавила. Гарри чувствовал, как змея скользит по нему, мощная, мускулистая…
– Нет! – выдохнул он.
– Да, – прошелестел голос. – Да… держжжу… я тебя держжжуу…
– Акцио… Акцио, волшебная палочка!
Ничего не получалось, а он не мог освободить руки, которыми отталкивал змею, обернувшуюся кольцом вокруг него, выжимавшую из него дух с такой силой, что крестраж вдавился в тело, – кружок льда, пульсирующий собственной отдельной жизнью так близко к обезумевшему от страха сердцу, а разум затопила волна холодного белого света. Все мысли куда-то пропали, дыхание прервалось, в потоках ослепительного света потонули чьи-то далёкие шаги и весь мир…
Металлическое сердце стучало у него на груди, он летел, летел
Гарри вдруг очнулся в кисло пахнущей тьме. Нагайна отпустила его. Он вскочил и увидел силуэт змеи на фоне освещённой лестничной площадки. Змея метнулась вперёд, Гермиона с криком отскочила; отражённое заклятие ударило в занавешенное окно, и стекло разлетелось вдребезги. В комнату хлынул морозный воздух. Гарри пригнулся, уклоняясь от нового ливня осколков, под ногу ему попало что-то вроде карандаша… волшебная палочка!
Гарри схватил её, но змея уже вползала в комнату, молотя своим страшным хвостом. Гермионы не было видно, и Гарри подумал было самое худшее, и тут раздался громкий треск, мелькнула красная вспышка, змея взметнулась в воздух, задев Гарри по лицу. Одно за другим разворачивались тяжёлые кольца – вверх, вверх, к самому потолку. Гарри взмахнул волшебной палочкой, и вдруг шрам пронзило болью такой силы, какой не было уже несколько лет.
– Он близко! Гермиона, он сейчас будет здесь!
Одновременно с криком Гарри змея, бешено шипя, плюхнулась на пол. Обрушились какие-то полки, на Гарри посыпались осколки фарфора, он перепрыгнул через кровать и схватил тёмную фигуру, в которой узнал Гермиону.
Она вскрикнула от боли, когда он потащил её назад, через кровать. Змея вновь подняла голову, но Гарри знал, что близится нечто похуже змеи. Может быть, он уже у дверей; голова готова была лопнуть от боли…
Змея метнулась вперёд в то самое мгновение, когда Гарри бросился к двери, таща за собой Гермиону. Гермиона крикнула на змею:
– Вспыхни!
Заклятие разнесло в пыль зеркальную створку платяного шкафа и заметалось по комнате, отскакивая от стен и потолка; Гарри опалило тыльную сторону руки. Осколок стекла рассёк ему щеку, когда Гарри, волоча за собой Гермиону, прыгнул с кровати на туалетный столик, а оттуда через разбитое окно – в пустоту. Вопль Гермионы зазвенел в ночи, они перекувырнулись в воздухе…
А потом его шрам словно взорвался, и он был Волан-де-Мортом, он промчался через зловонную спальню и вцепился в подоконник длинными белыми пальцами. У него на глазах лысенький мужичок и щуплая тётка перекувырнулись и растаяли в воздухе, и он закричал от ярости, и крик его смешался с визгом девчонки, отдаваясь далеко среди тёмных садов, перебивая колокола, славившие Рождество…
Его крик был криком Гарри, его боль была болью Гарри… чтобы это случилось именно здесь, там же, где и прежде… в двух шагах от того, другого дома, где он вплотную приблизился к тому, чтобы познать, что значит смерть… смерть… такая чудовищная боль… вырван из собственного тела… но если у него нет тела, почему так ужасно болит голова… если он умер, отчего же ему так тошно, разве боль не кончается со смертью, разве она не уходит…
Дождливая ветреная ночь. Двое детей, наряженных тыквами, семенят через площадь, витрины разукрашены бумажными пауками – пошлые ухищрения маглов, копирующих мир, в который они не верят… Он скользит над землёй, переполненный привычным ощущением силы, цели и правоты. Не гнев – это для слабых духом… торжество – о да… он долго надеялся и ждал этой минуты…