Гарри Поттер и Фактор Неопределённости
Шрифт:
Гермиона отошла к буфетной стойке и набрала тарелку закусок; даже не осознавая этого, она выбирала еду для себя и Гарри. Он подошел к ней и молча подал стакан ее любимого алкогольного пунша, пока сам потягивал сливочное пиво. Она посмотрела на стакан, потом на тарелку у себя в руках и стала посмеиваться, пока они шли к ближайшему столику, чтобы занять места.
— Что смешного?
— Ты только посмотри, Гарри. Я выбираю для тебя закуски, а ты приносишь мне соответствующий напиток. Тебе не кажется, что мы друг к другу несколько привыкли?
Он
— Должны бы уже, к этому времени. После пятнадцати лет я должен уметь угадывать, какого цвета на тебе трусики.
Она сузила глаза, почуяв состязание.
— Какой у меня любимый фильм?
— “Комната с Видом”.
— Какая фамилия была у моей матери в девичестве?
— Грейвз.
— Как звали кота, жившего у меня в детстве?
— Оливер Кромвель.
— Мой любимый цвет?
— Синий.
— Какая фамилия у Горация?
— Роббинс.
— Когда у меня бывают красные праздники?
— Начинаются обычно приблизительно двенадцатого, плюс — минус несколько дней.
— Какой у меня любимый певец?
— Стинг.
— Кто мой любимый из “Питонов”?
— Эрик Идл.
— Кто мой любимый человек?
— Я, надеюсь.
— Кроме тебя. И Рона. И моей семьи.
— Тогда, должно быть, доктор Розью из Стоунхенджа. Или, может, Лаура, — он ждал следующего вопроса, но она лишь откинулась на спинку стула и усмехнулась. — Я прошел?
— О да. Ты прошел. Моя очередь?
— Это не обязательно.
— Почему нет?
— Потому что ты знаешь меня лучше меня самого, как мы оба знаем. Демонстрации не нужны.
Она улыбнулась ему с совершенно влюбленным выражением на лице:
— Прогуляться не хочешь?
Вместо ответа он просто встал и подал ей руку.
Они прошли по газону мимо квиддичного поля, мимо старой хижины Хагрида, теперь занятой работавшим здесь сейчас хранителем ключей и земель. Гарри приостановился и взглянул на нее.
— Лефти напоминает тебе Хагрида, да?
Гарри кивнул:
— Хагрид был первым волшебником, которого я встретил. Наверное, я всегда думал о нем, как о своем личном хранителе, потому что он тогда явился и забрал меня от Дарсли.
Гермиона вздохнула:
— Мы потеряли стольких друзей, Гарри.
С секунду Гарри ничего не говорил.
— После смерти Седрика я не знал, как смог бы выстоять, если бы кого-то еще постигла подобная участь... а Седрик едва был мне другом.
— Тебе пришлось быстро вырасти.
— Нам всем пришлось.
Несколько минут они просто стояли на месте, потом Гермиона схватила его за руку и посмотрела в лицо:
— Я хочу туда сходить, — сказала она.
Он кивнул — необходимости спрашивать, что она имела ввиду, не было. Он надежно обхватил ее за талию, и они взмыли в вечернее небо, темный массив Запретного леса безмолвно проходил у них под ногами. Пока они летели над лесом, у Гермионы по коже пробежала дрожь; она сильно прижалась к Гарри, щекой
Они приземлились на опушке, в месте происхождения воспоминания, преследовавшего их в кошмарах и отравлявшего их мысли наяву. Гарри стоял на одном месте, как вкопанный, в то время как Гермиона прошла до того места, где, как она думала, лежал труп, хоть она никогда его и не видела.
— Он умер здесь? — спросила она голосом едва громче шепота. — Или его здесь просто оставили?
— Он умер здесь. Его кровь была на земле.
— Где?
— Прямо там, где ты стоишь.
Гермиона опустила взгляд, будто до сих пор могла различить его тело, оставленное на траве. Она, не поднимая взгляда, протянула руку. Гарри, переборов себя, подошел и взял ее. Она посмотрела ему в глаза.
— Расскажи мне. Расскажи мне, что ты увидел.
Он тряхнул головой:
— Нет. Я не хотел, чтобы ты знала тогда, и все еще не хочу.
— Я должна знать, Гарри. Пожалуйста, ты не сможешь защитить меня от этого. Я должна разделить тот момент с тобой, — он ничего не ответил. — Как-то ты меня спросил, останемся ли мы когда-нибудь наедине, или призрак Рона будет с нами на каждом шагу. Мне нужно увидеть то, что видел ты, иначе мы, возможно, никогда от него не избавимся.
Гарри долго смотрел ей в глаза, потом моргнул и закусил губу. Наконец, он кивнул, переведя взгляд на землю у ее ног. Он сильно, чуть ли не до боли, сжал обе ее ладони. Она лишь ждала, пока он найдет слова.
— Я увидел белую вспышку... помнишь, какой яркой была луна? Я что-то заметил и понял, понял, что это был он. Я подошел к нему... он был похож просто на кучу тряпья на траве, — сказал он дрожащим голосом. — Я перевернул его на спину, и вот тогда ты услышала мой крик. Я побежал.
— Что ты увидел? — настаивала она.
— Ему... ему перерезали глотку. Кровь в свете луны казалась черной. Его волосы были кошмарно спутаны, а открытые глаза таращились в небо, и я никак не мог поверить, что больше никогда не увижу его ухмылку, никогда не поговорю с ним, не пообедаю и никогда не сыграю в шахматы, — он запнулся и, казалось, не хотел продолжать. — И у него... у него на лице... — он оборвался, сглатывая слюну. Гермиона ждала. Он снова посмотрел ей в глаза. — У него на лбу было это, — сказал он, пальцем проводя по своему шраму. Гермиона резко вдохнула. — Он был вырезан у него на коже.
— Боже мой, Гарри.
— Это было послание мне, о том, что эта смерть, эта кровь на моих руках. О том, что если бы он выбрал себе другого в лучшие друзья, он бы в тот момент сидел в гостиной и делал домашнее задание по арифмантике, — он зажмурился, с век закапали слезы и потекли по щекам. — Единственное, о чем я мог думать, так это что ты не должна увидеть. Если бы ты увидела метку, ты могла бы меня возненавидеть.
— Я бы никогда не смогла тебя возненавидеть, — сказала она, но задумалась, так ли это было на самом деле.