Гарри Поттер и Обитель Бессмертия
Шрифт:
— Знаешь, Джинни, — заговорила Гермиона, отчего румянец на ее щеках разгорелся еще жарче, — я думаю, ты должна с уважением относиться к Серому Кардиналу, если хочешь когда-нибудь вступить в Орден Феникса.
И она принялась строчить свой реферат, словно больше на свете ничего не существовало. Джинни не нашлась, что возразить; зато разозлилась. Гарри не находил слов, чтоб ее успокоить; и не то, чтобы он совсем этого не хотел, но все же ему казалось, что Джинни достаточно взрослая, чтобы не создавать подобных ситуаций.
— Ты того, слишком, — пробормотал Рон.
Глава 28.
На фоне возросшей активности Долорес Амбридж постепенно расцветала предэкзаменационная истерия. Теперь помощница директора чаще всего сидела в библиотеке и наблюдала, кто какие книги берет и как часто. Еще Амбридж завела моду заходить во все классы и отмечать, кто присутствует. Учителя старались каждый урок проводить повторения пройденного, и ученики не могли не заметить, что в случае появления в классе помощника директора они с ходу начинали говорить совсем другое, чем минуту назад.
— Как мне все это надоело! — возмутился Гарри. — И почему кому попало позволяется командовать «Хогвартсом»? Поневоле хочется бросить все это и заняться, наконец, настоящим делом.
— Гарри! Ты обязательно должен присутствовать на каждом экзамене! Или ты уже не хочешь стать аврором? — сурово спросила Гермиона.
Подобной постановки вопроса Гарри не ожидал. Сразу вспомнилось, что ему уже повезло однажды: когда Снейп ушел с преподавания зелий, что позволило Гарри взять их на ТРИТОН. Он и в самом деле стремился стать аврором, и не хотел думать о том, что ради этого стоит подумать и об экзаменах. Гарри хотел бы возразить подруге, что в случае нападения Волдеморта он не станет выбирать, но это выглядело бы, как позерство. Поколебавшись между настоящим и будущим, Гарри все же, не без злости на Гермиону, признал, что она права.
— Плохо, что у меня больше всех экзаменов, — сказал он.
— Уж ты-то точно их все будешь сдавать, — констатировал Рон.
— Знаешь, если возникнет необходимость, я сумею отказаться от чего угодно! Даже от трансфигурации, — с достоинством произнесла Гермиона, но в конце голос ее дрогнул.
Да, экзамены нельзя было ни отменить, ни перенести. Эрни Макмиллан очень переживал из-за ТРИТОНов, поскольку ему для карьерных планов требовались высокие оценки. А вот слизеринцы демонстративно пренебрегали подготовкой и держались так, словно их это вообще не волнует. Малфой и вовсе не скрывал, что нет смысла стараться, ведь в Министерство его теперь с любыми оценками не возьмут. Зато он нашел другой способ бахвалиться:
— Я тщательно изучу научные труды моего деда, а когда сделаю великое открытие, про мои оценки никто не вспомнит, — полагал он.
Невзирая на то, что нес он вздор, поглядывали на него, между прочим, уважительно. С тех пор, как по школе поползли слухи о его татуировке, благодаря фантазии любопытствующих школьников превратившейся в несколько татуировок самого разного вида, личность Малфоя-младшего приобрела некий таинственный ореол героизма. Рона это раздражало.
— Он постоянно пытается соперничать с тобой, Гарри, не в квиддиче, так по-другому, — ворчал он.
— Нет, Малфой вовсе
— Она, наверное, вообще не хотела, чтобы он делал татуировку, — предположила Парвати.
— Ну, лучше так, но на свободе, — усмехнулся ее словам Гарри. — Он сделал это, чтобы обмануть Уизенгамот, и, по-моему, они вместе придумали этот план. Пусть хвастается, вообще-то мне не жалко.
Гарри никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из друзей это обсуждал, но с тех пор, как слизеринцы присоединились к Д.А., настроения в группе борцов с Волдемортом неуловимо, но существенно изменились. Как будто бы каждый, включая самых правильных ребят вроде Эрни Макмиллана, подхватил вирус, от которого в душе воспаряло восхитительное, порой пугающее ощущение вседозволенности и хулиганства. Нечто подобное Гарри чувствовал и раньше: в компании близнецов Уизли, с ними как будто нет никаких ограничений, и все возможно. Гарри и до сих пор не испытывал особых угрызений совести, нарушая правила, но теперь, имея возможность чаще наблюдать за тем же Малфоем и другими слизеринцами, для которых это было вообще естественно, ему становилось не по себе. Сразу вспоминался суровый вердикт распределяющей Шляпы, утверждавшей, что он отлично вписался бы в «Слизерин».
Однако именно слизеринцы больше всех возражали против того, чтобы еще раз впустить Упивающихся смертью в «Хогвартс». Они, правда, соглашались, что установить здесь подходящие ловушки проще всего.
— Но риск неоправдан, — отрезал Нотт, и по тому, как синхронно закивали его друзья, стало ясно, что для них тут спорить не о чем.
— А если Министерство вдруг утвердит это решение? — спросил Майкл Корнер.
— Не совсем же там одни идиоты сидят. Они должны понимать, что фанатизм — страшная сила, — был ответ слизеринцев.
Гарри не очень приятно было с ними соглашаться, тем более, он вовсе не боялся сражаться, но одна мысль о том, что нога кого-нибудь вроде покойной Беллатрикс ступит на землю «Хогвартса», была ему настолько противна, что он, пожалуй, даже согласился бы перевестись ненадолго в «Слизерин», лишь бы этого не допустить.
Тем не менее, нечто приближалось. Гарри замечал, что не только он это ощущает. В воздухе витало предчувствие битвы, скорой развязки, чего-то такого, чему нельзя сопротивляться и к чему бесполезно готовиться.
— Все-таки важнее всего очистить Министерство, даже если это не в наших силах, — мрачно выдал как-то вечером Рон, когда они упорядочивали конспекты накануне экзаменов. — Но, может, стоит и нам подумать, как их лучше обезвредить?
— Нам бы среди наших порядок навести, — бросил на это Симус.
— Что ты имеешь в виду? — встрепенулся Невилл. — Ты кому-то не веришь?
— Тому, кто боится, — фыркнул Симус. — Ты про мамашу Забини слышал? На нее нажми, и она — готовый тебе предатель.
— А никто ей ничего рассказывать не собирается, — веско произнес, обрывая пессимистичные разглагольствования, Рон. — А ты чего молчишь, Гарри?