Гарри Поттер и Тень Хогвартса
Шрифт:
— Надо же, так всё хорошо начиналось… — расстроенно сказала Гермиона, бессильно садясь прямо на пол. — Казалось, вот-вот, и мы найдём Рона… А теперь всё пропало… Мы никогда не найдём вход в эти треклятые подземелья, он словно специально спрятан от нас.
— Надо бы поискать на улице, — без особой уверенности сказал Гарри, — может, вход в подземелья там. Ну, помнишь лаз под корнями Гремучей Ивы, который вывел нас в Визжащую Хижину? Может, там есть ещё один такой?
— Да, конечно, пойдём, поищем, — вяло ответила Гермиона. Она
— Обязательно поищем, но только уже завтра. Мы целый день на ногах, надо бы поесть, да у меня, признаться, уже и голова не работает… Пойдём домой.
— Вот уже и директорский кабинет в этом Хогвартсе стал нам домом, — бледно улыбнулась Гермиона, глядя снизу вверх. — Дай мне руку, Гарри, что-то меня совсем ноги не держат…
За завтраком на следующее утро разговор не клеился. Гермиона что-то хотела сказать, и никак не решалась. Она кусала губы, искоса поглядывая на Гарри, крошила хлеб, и под конец разлила кофе, чего за ней не водилось — Гермиона была аккуратна, как кошка.
— Да что с тобой сегодня? — не выдержал Гарри, — болит что-то или сон плохой приснился?
— Гарри, ты будешь надо мной смеяться, но… я хочу сходить в кабинет Снегга, вот! — выпалила Гермиона. — Мне надо убедиться…
— Почему же я должен надо тобой смеяться? — удивился тот, — я и сам хотел предложить тебе с утра заглянуть на Слизерин. Не надо оставлять за спиной нерешённые вопросы. Только мы там ничего интересного не найдём, я уверен. Посмотрим, и пойдём на улицу, искать подземный ход.
Против ожиданий Гермиона помрачнела.
— Ты что? Я что-то сказал не так?
— А вот Рон никогда бы со мной не согласился… Он… такой упрямый… даже если видит, что неправ, всё равно настоит на своём!
— Ну так это фамильная черта характера Уизли. Уж у меня-то было достаточно времени, чтобы его изучить в совершенстве, — усмехнулся Гарри. — С Джинни иногда тоже бывает нелегко. Что тут поделаешь? Говорят, рыжие — все упёртые. Я, слава богам, не рыжий, зато ношу очки, а близорукие, как всем известно, склонны к компромиссу.
— Где ты нахватался этой чепухи? — изумилась Гермиона.
— Какая же это чепуха? Это называется «психоанализ». Его придумал один магл, австрийский еврей по фамилии Фрейд, ещё до Первой мировой войны. Потом, правда, выяснилось, что сам он был малость того, да ещё баловался наркотиками, но всё равно, психоаналитики гребут галлеоны лопатами. Ну, я и прочитал пару книжек…
— Сомневаюсь, чтобы у Фрейда было про рыжих и близоруких, — хмыкнула Гермиона. — Знаешь, Гарри, я всё-таки никак не могу привыкнуть к тому, что у тебя в голове такая каша. Ты как ребёнок, только ребёнок тянет в рот всё, что увидит, а ты тянешь всякий мусор в голову! Надо же такое придумать: «близорукие склонны к компромиссам»!
— Да ладно, ладно, чего ты взъелась, страж чистой науки? — засмеялся Гарри, — не склонны, так не склонны. Ты позавтракала? Тогда
Кабинет Снегга находился в подвале. В Слизеринские подземелья Гарри идти не хотелось — слишком много неприятных воспоминаний было с ними связано, но раз решили, деваться было некуда.
— Вот кабинет Снегга, — шепнула Гермиона, указывая на плотно закрытую дверь из полированного дуба.
Гарри коротко взглянул на Гермиону, подошёл к двери, машинально постучал и повернул ручку.
Дверь открылась.
Гарри шагнул в комнату и остолбенел, волосы его встали дыбом, а язык прилип к гортани.
За столом спиной к двери сидел человек в преподавательской мантии с длинными, чёрными, сальными волосами. Услышав стук, он обернулся.
Бледное лицо, крючковатый нос, внимательные чёрные глаза. Северус Снегг, собственной персоной.
Взгляды профессора и его бывшего ученика скрестились. На холодном лице Снегга появилось выражение, которого Гарри никогда у Снегга не видел — растерянность и изумление. Профессор открыл и закрыл рот. Казалось, он лишился дара речи.
Внезапно, оттолкнув Гарри, в кабинет влетела Гермиона и с криком: «Профессор, вы живы!» бросилась Снеггу на шею.
Её порыв был настолько искренним и по-женски тёплым и естественным, что лицо Снегга на мгновение дрогнуло, в нем появилось человеческое тепло, радость, грусть — всё одновременно. Но мгновение прошло, солнечный лучик исчез, и перед Гарри и Гермионой стоял тот самый Снегг, которого они привыкли видеть — холодный, язвительный, наглухо закрытый.
Он отстранился от Гермионы, секунду вглядывался в её лицо, потом посмотрел на Гарри, усмехнулся и сказал:
— Стоило провести двадцать лет в полном одиночестве, чтобы увидеть тех, кого я увидеть хотел меньше всех — мистера Поттера и мисс Грейнджер. Впрочем, теперь я, очевидно, должен называть вас «миссис Поттер»?
— Н-нет, мой муж — Рон Уизли, — покраснела Гермиона, — а Гарри женат на его сестре Джинни.
— А, Уизли? Рыжая семейка? Как же, помню, — кивнул Снегг.
— Вы… помните нас? — удивилась Гермиона.
— Учителя обычно помнят свой первый класс, а я запомнил последний, и притом чужого факультета, так уж вышло. Тем более что мистер Поттер оказался последним, кого я имел счастье лицезреть при жизни.
— Как при жизни? — вскинулся Гарри, — а разве вы…
— Не знаю, — сухо ответил Снегг.
— Как же это можно не знать? — поразилась Гермиона.
— А вот вы, мисс Грейнд… простите, миссис Уизли, вы уверены в том, что в настоящий момент живы?
— Да… но… — почему-то побледнела и отшатнулась Гермиона. — А разве…
— Вот видите, вы не уверены. И правильно, что не уверены. Мы с вами находимся в очень странном месте, в котором понятия жизни, смерти, да и вообще основополагающие понятия бытия сдвинуты, искажены и, можно сказать, извращены. Кстати говоря, как вы здесь оказались?