Гастарбайтер
Шрифт:
Гортань обожгло, и он ощутил, как огненная лава извергающегося вулкана спускается по пищеводу в пустой желудок. Выдохнуть не смог и стоял, беспомощно открывая рот, глядя остановившимися глазами в зеркало. Понемногу жизнь возвратилась к нему, и первое что Лысый сказал, обретя дар речи было: – Вот, ведьма, чуть жизни не лишила.
В ту ночь ему ничего не снилось, лишь под утро было видение.
Одинокий витязь ехал на беспокойно грызущей удила гнедой кобыле сражаться со Змием. Оставив за воротами пирующий двор на Горе, всегда полон снующей челяди, шутов да попрошаек. Богатырь вспомнил тревожные глаза меньшой княжны Катерины, казавшиеся от набежавших слёз ярко синими. Княжна не плакала, но смотрела как на покойника. Он долго стоял на распутье, поглаживая небольшую русую бородку, глядя на чей-то выбеленный солнцем
Мерно звеня доспехами, воин ехал проучить супостата, думая, что вот и пришёл его час. Пасть в бою, не посрамив чести богатырской – мёртвые стыда не имеют – или вернутся, покрыв имя своё славою на века. Летописец сложит о нём былину и подвиг, переходя в поколения, разрастаясь, достигнет легендарных размеров, пережив и его, и всех остальных…
Змий атаковал внезапно, опалив пламенем, оставшиеся без слетевшего шелома волосы. Он был огромен. Безобразная голова с частоколом аршинной длины зубов сидела на короткой толстой шее, а отмеченное множеством шрамов за прожитые века тело было светлым на брюхе и почти чёрным на покрытой костяными шипами спине. Витязь вылетел из седла; потерявшая седока лошадь, обезумев от страха, неслась прочь, унося притороченный к седлу лук со стрелами. Закрывшись щитом, выхватив меч, он нанёс Змию глубокую рану. Обливаясь кровью, огнедышащая тварь сбила богатыря с ног и, придавив грудь когтистой лапой – даже во сне Лысый ощутил смрад её дыхания – высунув раздвоенный язык, стала лизать ему лицо. Чудовище трясло его, разрывая кольчугу, и железные кольца летели в разные стороны. Приблизив раскрытую пасть с огромными клыками,… оно вдруг сказало знакомым голосом: – Да проснись же ты! Пора собак выгуливать.
После прогулки Лысый заперся в сортире, терзаясь сомнением. Вдруг всё, что он затеял, было, чьим-то глупым розыгрышем? Сходив в туалет, от нетерпения не надев брюк, он посмотрел в унитаз и от отвращения отпрянул – в мутной слизи лежал клубок мёртвых светло коричневых червей, размером с мужской кулак.
У Лысого не было слов. Он, молча, глядел на них стоя со спущенными штанами и после минутного созерцания прошептал, потрясённо подняв лицо к потолку: – Ко-кон.
Месть состоялась.
***
– Каждый день занимаюсь, кроме выходных. День железо тягаю, день мешки луплю, – ответил Лысый, глядя на Женю. – Да и ты смотрю с голоду не пух. Пошли в машину.
Они подошли к вишнёвой «девятке» и приятель открыл дверь.
– Присаживайся, – пригласил он, усаживаясь за руль. – Где ты был столько времени, на «зоне» что ли?
– Позавчера вышел. Ты же меня видел в поликлинике.
– Да видел. Помочь только ничем не мог, у самого проблем выше крыши. Где живёшь-то сейчас?
– Товарищ помог с жильём на первое время и с работой обещал что-то придумать.
– С работой теперь тяжело. Я сам дома сижу, денег осталось гривен триста. Представляешь?
– Ты же в охране работал, – удивился Женька. – Я тебя на Гидропарке ждал.
– Забудь про Гидропарк и охрану тоже, это всё в прошлом. Сейчас новая тема, – оживился приятель. – О рейдерах слышал?
Слово это ничего Женьке не говорило, и он отрицательно покачал головой.
– Захват предприятий, –
При слове «захват» Женькины глаза стали тревожны, но приятель успокоил его:
– Не суетись, пупсик, всё законно. Это же по решению суда.
– Да? А, по-моему, чистый бандитизм.
– Ну, почти законно, – неохотно согласился визави. – Но другой работы всё равно нет, эта хоть оплачивается нормально.
– А сколько? – спросил Женя, ещё ничего для себя не решив, но собеседник понял его слова по-своему.
– Захват сто долларов, удержание по пятьдесят в сутки. Рейдерская такса, – усмехнулся он. – Будешь мне спину прикрывать, а то вокруг одни интриганы, положиться не на кого. Пока ты «сидел», столько событий произошло, многое изменилось, – продолжил новоявленный рейдер, он никуда не спешил, и ему хотелось поговорить. – Я же родителей похоронил. Представляешь? В один год. Чуть мозгами не двинулся, – об этом нелегко было вспоминать, и товарищ сказал, меняя тему, махнув рукой вглубь Лесного массива: – Сейчас вот один живу, недалеко от зала.
– Женится тебе нужно, – ляпнул Женька, не придумав ничего другого.
– Да был я женат. Год прожили, а разочарований на всю оставшуюся жизнь. В прошлом году встречался с одной, так еле отстала. Хотел даже квартиру менять.
Он замолчал, сосредоточено глядя на окна спортшколы, будто высматривая за ними ту, о которой говорил, потом, повернувшись на сидении к Жене начал: – Слушай историю.
***
Лысый познакомился с ней в середине весны в ночном клубе с английским названием. Его босс был завсегдатаем заведения и кажется, имел долю в его доходах. А она подвязалась в сфере услуг, развлекая подвыпивших клиентов легко и профессионально. Она оказывала и ему свои нехитрые услуги и постепенно их встречи переместились в пространстве – из салона авто на шёлковую простынь его польского дивана – а так-же во времени. Днём она была свободна и приезжала к нему на Лесной. Диванные пружины жалобно скрипели в такт их прерывистому дыханию и бабушки, сидя на лавочке под раскрытым окном, неодобрительно качали головами.
Он стал привыкать к ней. Её худое тело сделалось такой же частью интерьера квартиры как стол, телевизор и картина на стене. О картине нужно сказать подробнее, она ещё сыграет в нашем повествовании свою роль.
Лысому её подарил бывший одноклассник, сам по себе являющийся колоритным персонажем. Он был высок, худ, всегда плохо выбрит. Большие квадратные очки с толстыми линзами делали его похожим на человека в подводной маске. Он учился с Лысым не с первого класса, и едва переступив порог их школы, стал Батискафом. Занимался Батискаф так себе, был ленив и задумчив, в аттестате имел лишь одну пятёрку – по рисованию. Да и ту получил больше за бессменное оформление стенгазеты; его рисунки трудно было понять, он видел мир не таким как остальные.
Прошло десять лет. Лысый шёл с сыном по Андреевскому спуску, мимо картин и сувенирных раскладок, когда его окликнули: – Лысый!
Обернувшись, он с трудом узнал сидящего на стульчике Батискафа. Одноклассник изменился; ненавистные очки заменили контактные линзы, длинные редкие волосы были стянуты сзади резинкой. На бритвенных станках он экономил, как и на парикмахерской – жиденькая светлая бородёнка опускалась к кадыку, а в ухе блестела серёжка. После школы они не виделись и разговор, затянувшись, закончился в уличной забегаловке, где Батискаф, похоже, был постоянным клиентом. Посиделки оплатил Лысый, а когда стали прощаться сокашник достал из пакета непроданную работу и протянул ему царственным жестом: – Дарю!
Лысый с удивлённой улыбкой разглядывал небольшой квадратный пейзаж. На простынном полотне автор изобразил облака, причём в таком количестве, что светло синее небо виднелось лишь кое-где. В центре каждого облака был нарисован человеческий глаз и как Лысый не вертел это монументальное полотно, глаза смотрели всё время на него, а расположение облаков не менялось.
– Что это? – спросил он, разглядывая подарок.
– Не понятно? – обрадовался Батискаф, расплываясь в довольной ухмылке, улыбка обнажила крупные жёлтые зубы, сделав его похожим на мультяшного кролика. – Ты напряги фантазию, глаз это же символ!