Гастролеры и фабрикант
Шрифт:
Сидоркин был в палате один. Оно и правильно. Не дело отдающему богу душу лежать вместе с другими больными и отравлять им жизнь своими стенаниями и конвульсиями. Помирать – дело интимное…
– Здравствуйте.
Николай Людвигович присел на стул, что стоял рядом с койкой.
Сидоркин перевел на него унылый взгляд (до этого он лежал, уставившись в потолок).
– Меня зовут Розенштейн, – представился полициант. – Я помощник полицеймейстера.
– А мне до фонаря, как тебя кличут, – едва слышно произнес Сидоркин.
– Понимаю, – сказал помощник полицеймейстера. – Тогда,
Сидоркин молчал.
– А Самсона Африкановича Неофитова?
Сидоркин молча смотрел на полицианта.
– А Леонида Ивановича Конюхова? Он, как и вы, играл роль студента, которому повезло выиграть в лотерею.
– Я не играл роль недостаточного студента, – почти прошептал Сидоркин. – Я был им.
– Мне сие известно, – в ответ на это произнес Розенштейн. – В отличие от Конюхова вы действительно были студентом ветеринарного института. И когда я говорю «играли роль», то имею в виду ваши выигрыши. Вы играли роль студента, выигравшего приличную сумму в «благотворительную» лотерею, устроенную мошенниками и аферистами Долгоруковым и Неофитовым. Кстати, какую часть выигрыша они оставляли вам?
– Двадцать пять процентов от суммы выигрыша, – уже шепотом ответил Сидоркин.
– То есть четвертную от сотни, – скорее для себя, чем для собеседника, произнес Николай Людвигович. – Весьма неплохо. А самих устроителей лотереи, Долгорукова и Неофитова, вы, стало быть, не знаете?
Сидоркин отрицательно шевельнул головой.
– Ясно, – заключил Розенштейн. – Вся информация, равно как и деньги, шли через Ленчика. То бишь Леонида Ивановича Конюхова, я так понимаю?
Вошел врач Соломатин:
– Ваше время истекло.
– Сейчас, – обернулся к нему на мгновение помощник полицеймейстера и снова повернулся к Сидоркину: – Так?
– Так, – одними губами ответил умирающий алкоголик.
– Я прошу вас выйти, – уже весьма настойчиво попросил врач.
– Хорошо, – ответил Розенштейн и поднялся со стула. Неплохо бы, конечно, было снять письменные показания с этого Сидоркина, но, верно, этого уже не получится никогда. Алкоголик действительно плох. А все водочка, господа, водочка…
– Благодарю за помощь, – неизвестно кому сказал Розенштейн, то ли врачу, то ли его пациенту, то ли им обоим. И вышел из палаты.
Он шел больничным коридором и очень спешил. Потому как его ждал на доклад исполняющий должность полицеймейстера коллежский советник Яков Викентьевич Острожский.
Этот господин вошел к Острожскому без стука. Вот так, взял и открыл дверь кабинета исполняющего должность казанского полицеймейстера, как будто это была дверь ватер-клозета, а не начальника губернской полиции.
– Простите, что вам угодно? – недовольно спросил Острожский, поднимая на вошедшего суровый взор. – И почему вы…
– Потому, – не дал договорить исполняющему должность полицеймейстера человек, вошедший без стука и весьма нагло, как показалось Якову Викентьевичу, усмехнувшийся прямо ему в глаза.
– Да кто вы, собственно, такой? И что вам угодно, в конце концов! – уже взорвался Острожский.
– Мне угодно возглавить расследование
– Что-о? – невольно протянул господин Острожский.
– Да. Простите, вы ведь спрашивали меня, кто я такой? Так вот, – человек, выпрямился и принял осанистый вид, – разрешите представиться: чиновник особых поручений Департамента полиции полковник Владимир Афанасьевич Засецкий.
– Очень приятно, – тотчас поменял свое отношение к человеку, вошедшему без стука, Острожский и даже сотворил на лице некое подобие улыбки, – но я, видите ли…
– Не получали от Департамента полиции относительно меня никаких распоряжений? – закончил за исполняющего должность казанского полицеймейстера Засецкий.
– Точно так-с, – ответил по-военному Яков Викентьевич.
– И не получите, – усмехнулся чиновник особых поручений. – Потому как миссия моя совершенно секретна. – Вот, – протянул Засецкий бумагу с гербами и водяными знаками Острожскому, – документ, подтверждающий мою личность и наделение меня особыми полномочиями.
Яков Викентьевич уважительно принял из рук чиновника особых поручений при Департаменте полиции бумагу и прочел:
Решением Особого совещания Департамента полиции от 19 октября сего 1888 года г. полковник Засецкий Владимир Афанасьевич, причисленный к Министерству внутренних дел, назначается штатным чиновником особых поручений Департамента полиции Министерства внутренних дел и направляется в г. Казань для исполнения особого секретного поручения. Предписано: всем губернским гражданским, полицейским и жандармским чинам оказывать г. полковнику Засецкому всяческое и полное содействие по первому его требованию.
– Я понял, – сказал Острожский, возвращая весьма значительный документ владельцу. – С чего вы думаете начать?
– Я думаю начать… – Чиновник особых поручений замолчал, потому как в кабинет Острожского постучали.
Исполняющий должность полицеймейстера вопросительно взглянул на Засецкого, полностью признавая, что он тут теперь главный, и тот снисходительно кивнул. Только после этого Яков Викентьевич произнес:
– Войдите.
Это был Розенштейн.
– Яков Викентьевич, по делу Долгорукова открылись новые обстоятельства… – начал было Николай Людвигович и осекся, заметив в кабинете начальника незнакомого человека. – Может, мне зайти позже?
– Вы опоздали с рапортом, – нахмурил брови Острожский, изображая строгого и непреклонного начальника, каковым он, собственно, и являлся. – Почему?
– Находился в земской больнице, господин исполняющий должность полицеймейстера, – не смущаясь, отчеканил Розенштейн.
– Что вы там делали? – продолжал хмуриться Яков Викентьевич.
– Снимал показания с одного свидетеля по делу о мошенничестве Долгорукова и его команды, связанному с благотворительной лотереей, проводимой в нашем городе пять лет назад.