Гастролеры, или Возвращение Остапа
Шрифт:
– У меня? – беззастенчиво-удивлённо вопрошала промтоварная королева. – Конечно, есть.
– А мужские? – покупатель победоносно воззрился в её малахитовые глазки, готовый сиюсекундно контратаковать.
– Я мужскими не пользуюсь.
– А я пользуюсь, – честно признался покупатель, в чём не было ни малейшего сомнения.
– Выбирайте, – продавщица, ухмыляясь, переместила взор на левый край лотка, на котором покоилось несколько стопок разноцветных пролетарских трусов с объединяющим названием «Семейные».
– Это не трусы. Это парашюты для тех,
– Пожалуйста, прекрасный крем для кожи, – женщина протянула тюбик с кремом. – Три рубля сорок восемь копеек, – вынесла она смертельный приговор, поскольку молодой философ, как и все мыслители, был богат лишь интеллектуально.
В наличии остались только неконвертируемые медяки, и возникла угроза предстать перед очаровательной одесситочкой несостоятельным. Молодой повеса остался бездвижен, как памятник, в безнадёжной попытке найти оправдание своей бедности.
Немного сконфузившись, как комсомолка пред тем, как впервые отдаться соратнику по партии, принял тюбик с кремом, читая: «Крем омолаживающий с прополисом». Повод отказаться был более чем убедительный:
– А у меня на прополис с детства аллергия.
Дабы перевести тему, он изъял с лотка рулон входящей в моду туалетной бумаги, пришедшей на смену газетам и календарикам с 365 страничками, которые были более удобны тем, что, кроме своего основного назначения, являлись ещё и источником информации.
– Никак не могу понять, почему два одинаковых рулона с двойной разницей в цене?
– Потому что розовая – лучшего качества, трёхслойная, более нежная, для лиц с изысканным вкусом.
– Относительно лиц посмею с вами не согласиться, – не без основания возразил покупатель, разумея, что туалетная бумага предназначена для иных частей тела.
– Ну, это и дураку понятно, что не для лиц, – загадочно улыбаясь, выказала несогласие с собственными выводами лоточница.
Дабы ещё дальше увести от малейшей возможности покуситься на оставшиеся неполные три рубля, молодой человек снова вперился в изумрудные глаза незнакомки:
– А как зовут это прекрасное неземное создание?
– Виолетта, – протягивая «лапку», представилась польщённая столь оригинальным комплиментом молодая женщина.
– Виолетта, Виолетта, я люблю тебя за это, – принимая хрупкую, с тонкими музыкальными пальчиками конечность, обернул в поэтическую форму обыкновенное женское имя любвеобильный покупатель, представляясь: – Бортник-Коновалов.
– Бортник-Коновалов?! Оригинально.
– Именно-с. Бортник – моя девичья фамилия. А зовут Вениамин. В детстве меня звали Жульдя-Бандя, – молодой паяц соврал относительно детства, поскольку так звали его и поныне.
– Жульдя-Бандя?! Это за что ж такие почести? – лоточница, улыбаясь, сверкнула игривыми глазками. Медного цвета пышные длинные волосы ниспадали на хрупкие
– В детстве я не отличался скромностью…
– Это качество тебе удалось успешно сохранить, как тебя там – Жундя-Бальдя?! – лоточница хихикнула, сознавая, что несколько подысказила имя своего нового знакомого.
– Жульдя-Бандя, – поправил тот, нисколько не огорчившись по этому поводу. Молодой человек взял в руки гипсового шимпанзе с прорезью в темечке.
– Оригинальная копилочка, – он хитро улыбнулся, что предполагало рождение
глубокой мысли. – Задумывалась ли ты когда-нибудь над тем, почему любимым занятием человека является наблюдение за обезьянами?
Виолетте это никогда не приходило в голову, но во время своего последнего посещения зоопарка, в Киеве, они с подругой около полутора часов провели у вольера с потешными беспокойными макаками. Лоточница, пожав плечиками, озорными глазками окинула своего нового знакомого:
– Никак не возьму в толк, чем может заниматься столь незаурядная личность, если исключить философские начинания? – она вопросительно скруглила тонкие линии бровей, не сомневаясь нисколько в том, что ответ будет туманный и завуалированно-витиеватый.
Молодой человек, дабы не разрушать этих самых сомнений, начал именно с того, что пыталась исключить медноволосая работница прилавка.
– Исключить из меня философские начинания – это всё равно, что разлучить сиамских близнецов. Философ – это эгоистичный индивидуалист. Каждый, с целью выделиться среди серой невзрачной массы, пытается нарядить свои изречения, как рождественскую ёлку, не всегда понимая того, что обывателю понятны эта лживая спесь и самовоспевание.
– Чем ты сейчас и занимаешься, – нечаянно подметила собеседница.
– Виолетта, я тебе как брату скажу: я тружусь на ниве философского абстракционизма! – философ-абстракционист натрудил лицо мудростью, чтобы отвергнуть малейшие подозрения в обратном.
– Что-то я раньше о таком течении в философии не слышала, – удивилась Виолетта, закончившая три курса филологического факультета Киевского государственного университета.
– Ничего удивительного, – успокоил мыслитель. – Я стою у истоков этого нового течения в философии – философского абстракционизма.
– Пионер?
– Если не сказать больше – октябрёнок.
– Вам при жизни памятник воздвигнут рукотворный, – проникнувшись уважением к, несомненно, выдающейся личности, перешла на «вы» лоточница, уточнив и его месторасположение, – на Дерибасовской.
– Я согласен и на площади Ленина.
– Рядом с Лениным?!
– Вместо Ленина.
– Ну, ты хам!
– Что в переводе с английского на языки народов Латинской Армении означает – вред, вредить, – не растерялся герой-любовник, нахально остановив взгляд на разрезе халата работницы прилавка, который не был вульгарным, но и чрезмерно скромным его назвать было бы невежливо.