Гастроли Жигана
Шрифт:
Тузов пожал плечами.
– Бред какой-то, – сказал он. – Зачем им его отпускать было?
– Не знаю, но теперь, когда мои ребята промазали, – продолжал мужчина за столом, – он сменит лежку и мы его наверняка потеряем. А ты, насколько мне известно, в Конторе работал, тебе и карты в руки. Ищи его, вычисляй, лови, это твоя обычная работа. Я тебе оплачу все расходы. С одним условием – если напиваться не будешь. Как только в запой уйдешь – сухой закон наступит. Сделаешь дело – пей сколько влезет и даже в два раза больше. Но сначала – дело. Согласен?
– Согласен! –
Еще бы он был не согласен. Ему предлагали платить деньги за то, что он собирался сделать совершенно бесплатно.
И потом – это очень походило на настоящую работу. Да и с деньгами проблема решилась сама собой. Нет, в запой он не уйдет!
Он хочет посмотреть, как эти твари захлебнутся своей собственной кровью.
Мужчина за столом нагнулся и достал бутылку «Мартеля» и две пузатые коньячные рюмки. Он плеснул в каждую грамм по пятьдесят, поставил бутылку на пол и поднял свою рюмку.
Но Тузов вдруг встрепенулся и в нервном возбуждении, которое овладевало им все сильнее, почти выкрикнул:
– Но про Козыря-то вы как узнали? Я понимаю, что меня вы засекли, когда я за их домом наблюдал вместе с вами, но Козыря-то вы как вычислили?
– А вот это секрет, – усмехнулся мужчина. – У нас есть своя «контора», альтернативная вашей. Вот она такими вещами и занимается. Установить связи конкретного человека или настоящую фамилию того, кто привык пользоваться поддельными документами…
Он посмотрел на Тузова многозначительно, словно Тузов жил по чужому паспорту.
– О ком это вы? – не понял Тузов.
– Фамилия человека, в которого вы сегодня стреляли, вовсе не Гвоздев, как значится в его паспорте, – ответил мужчина, покатывая по стенкам рюмки маслянистую пахучую жидкость. – Его зовут Константин Петрович Панфилов, кличка – Жиган. Он бывший коммерсант из Запрудного, личность в своих краях чрезвычайно известная. Некоторое время назад он пожелал уйти на дно и поменял документы вместе с именем. С тех пор живет в Москве… Впрочем, о нем есть еще немало достаточно интересного материала, который сможет вам помочь в поисках этого человека. Подробней вам все изложит мой человек, тот, что из нашей «конторы», в какой-то степени ваш коллега. Я думаю, вы с ним сработаетесь.
Он решительно поднял рюмку и, протянув ее в сторону Тузова, сказал:
– За успех!
Тузов судорожно схватил рюмку с французским коньяком и, вопреки этикету, одним движением опрокинул ее в рот.
Мужчина поморщился, но ничего не сказал. Он поставил свою рюмку, из которой отпил всего один маленький глоток, на стол и сказал, обращаясь к Тузову, как к человеку, которого допустили очень близко к секретам, которые от других людей строго хранят:
– Я чувствую, у вас получится. Кстати, можете называть меня Николаем Гавриловичем. Зовут меня, правда, по-другому. Но фамилия – Чернышевский.
Он снова поднял с пола бутылку и вновь налил Тузову, теперь уже полную рюмку.
– О вас я знаю многое, почти все, – сказал он. – Поэтому предлагаю выпить за знакомство.
– А
– Отличная фамилия! – одобрил Николай Гаврилович. – С такой фамилией можно горы свернуть, не то что поймать в Москве какого-то выжившего из ума идиота. Давай, Тузов, за тебя!
Глава 11
После случая в «Интуристе» Панфилов не обсуждал с Макеевым дальнейших планов. Поскольку планов никаких и не было. Была некоторая растерянность от того, что идея искоренения в Москве преступности оказалась несостоятельной. Панфилов все больше молчал, обдумывая очередной поворот в своей жизни, хотя понимал, что это скорее поворот в его сознании.
Макеев тоже молчал, уткнувшись в телевизор, но видно было, что он вряд ли замечает то, что происходит на экране. Если Костю Панфилова волновало его место в жизни, то Макеев был озабочен больше абстрактными идеями, чем собственной жизнью.
Он пытался в свое время бороться с преступностью в рамках правоохранительной системы. И пришел к выводу, что система плохо для этой цели приспособлена, – она слишком открыта для проникновения в нее людей, которым личные интересы гораздо дороже, чем профессиональный и гражданский долг. И потому уровень преступности растет, несмотря на то, что из года в год число раскрытых преступлений увеличивается. Но это вовсе не говорит о том, что милиция работает год от года лучше и лучше. Это свидетельствует лишь о росте общего числа преступлений.
Милиция тут ни при чем, в этом Макеев был уверен. Он успел поработать за время своей службы в органах и следователем, и начальником районного отдела милиции.
Успел и диссертацию защитить, написанную на основании данных, большей частью не попадающих в открытые сводки и не подлежащих обнародованию. И сделал очень красноречивые выводы, например, о росте числа внутренних расследований в органах милиции. Это число росло вместе с общим ростом преступности, и Макеев сделал неизбежный вывод о том, что не работа милиции влияет на криминогенную обстановку, а, скорее, наоборот.
Милиция оказалась зависима от процессов, происходящих в криминальной среде. Отсюда был только один шаг до вывода о консолидированности милиции с криминальной средой.
И Макеев этот шаг сделал. После чего вылетел из органов, хотя не мог утверждать, что его попросту убрали из милиции. Утверждать не мог потому, что доказательств не было. Но внутренняя уверенность, что это имено так, у Макеева была.
Панфилов заразил его своей скрытой до поры до времени энергией, способной неожиданно и бурно вырываться наружу, и верой, что зло можно искоренить личной борьбой против него. Склонный к логическим размышлениям, Макеев рассудил, что преступность остается непобедимой лишь потому, что против нее действуют слишком мягкими методами. А сама она не останавливается перед выбором средств. И если бороться против нее ее же оружием…