Гаугразский пленник
Шрифт:
— «Миллионы трудящихся ежегодно поправляют здоровье в санаториях и пансионатах этого прекрасного уголка нашей Родины. Горный воздух, морские купания и свежие фрукты надолго останутся в вашей памяти». Глупости, — согласилась я. — Ну и зачем он нужен?
— Ты не понимаешь, Юська, — важно сказала Далька. — Это не просто антиквариат. Это раритет.
— Чего? — Я забыла притвориться, будто все знаю, потому что как раз рассматривала картинку. На фотку она совсем не была похожа — во всяком случае, листья у деревьев точно подрисовывали. Из растений я узнала пальму, кипарис, магнолию и ленкоранскую акацию — экоботаника вообще мой
— Сюда смотри, — ткнула пальцем Далька.
Я пожала плечами:
— Ну, горы. Альпийская экосистема.
— Сама ты…
Она запнулась, потому что на стене проявилась было Наставница, но, раз конфликтная ситуация не получила развития, тут же пропала, чтобы не разрушать нашу индивидуальную коммуникацию. И Далька зашептала мне в самое ухо:
— Это Гауграз!!!
И в доказательство захлопнула альбом, показав обложку: «ГАУГРАЗ. Памятные места и здравницы». Ну надо же!!!
— Что там у вас? — спросил Винс.
Я и не заметила, как он подошел. И как Далькин альбом успел моментально нырнуть во вместитель, тоже не заметила.
— Ничего, — каменно сказала Далька. — А ты что хотел?
— Ничего, — растерянно повторил за ней Винс. — Просто… Юсь, там за тобой мама прилетела.
— …не самый высокий балл. Но беспроблемных детей не бывает, госпожа Калан. На что советую вам обратить внимание в первую очередь: Юста с трудом выстраивает широкую сеть коммуникаций в группе, предпочитая образовывать обособленную диаду с Далией Седвер. Такой тип социального поведения считается вариантом нормы, но все же присмотритесь пристальнее, в дальнейшем это может негативно повлиять на интеграцию личности в Глобальный социум. Кроме того, я заметила в вашей дочери некоторые проявления тендерной нетерпимости. Не хочу показаться бестактной, госпожа Калан, однако причины этого скорее всего кроются в ваших взаимоотношениях с мужем…
Мама улыбнулась. С того места, где я стояла, притаившись за дверью, монитор отсвечивал, и мне совсем не было видно Наставницу. Казалось, что мама слушает, кивает и улыбается прямо в стену. А может, и не слушает вовсе, а просто улыбается и кивает, чтобы Наставнице не было обидно. Она ведь каждый раз жалуется маме на одно и то же — как я дружу с Далькой и не вожусь с мальчишками. Тоже мне проблемный ребенок!..
— …вот и все мои рекомендации. Сейчас я позову Юсту.
Тут мне, конечно, надо было быстренько вернуться в группу, чтоб Наставница могла меня оттуда позвать. Но мама стояла так близко, такая красивая, улыбающаяся, самая-самая лучшая — моя!.. — что я не выдержала и бросилась ей на шею.
— Юсик, — засмеялась мама где-то возле моего уха, — ты тяжелая. Слезь.
Я сползла вниз и обхватила ее обеими руками, уткнувшись лицом в живот. От мягкой шершавой конусили очень вкусно пахло. Мамой.
На секундочку глянула через плечо: Наставница все еще была на стене и, кажется, хотела сделать мне замечание и пригрозить снизить балл — но при маме уже не могла, у нее такие настройки. И только сказала:
— До свидания, Юста. Всего вам доброго, госпожа Калан.
— До свидания! — ответили мы с мамой.
…Капсула неслась по городскому тоннелю. За ее прозрачными стенками мелькали жилые блоки: некоторые серебристо-серые, некоторые белые или золотые, но большинство все-таки с виртуальными картинами разных экосистем,
Роб говорит, что картины на блоках было бы очень смешно посмотреть, стоя на месте: они же страшно растянуты в расчете на скорость капсул. Только на каком, спрашивается, месте? В тоннелях стоять негде, да и вообще нельзя, там же выкачан воздух, чтобы не было трения.
Я тесно— тесно прижалась к маме. Так хорошо… Мама сегодня забрала меня раньше всех в группе. Забрала сама, а не прислала, как обычно, запрограммированную капсулу с автономной Воспиталькой. Теплая мамина рука обнимала меня за плечо, и хотелось, чтобы так было всегда-всегда…
Но когда очень хорошо, почему-то хочется, чтобы стало еще лучше. Я подняла голову и попросила:
— Мам, а давай поднимемся на верхний уровень!
— Давай.
А в прошлый раз мама отказалась. Лишний перерасход энергии и времени, потом ведь все равно спускаться. Центр социализации расположен на четвертом уровне города, а блок, где мы живем, — на пятом, поэтому наша капсула запрограммирована на срединную сеть тоннелей. По верхнему мы катаемся только по выходным, и то если у мамы и папы совпадают планы, про Роба я уже молчу. Но по выходным наверху столько капсул, что неба за ними почти не видно.
Мама пробежалась пальцами по клавиатуре, вводя новую программу. Перед этим, конечно, убрала руку с моего плеча. Жалко.
Капсула чуть замедлила ход, выискивая ближайший сквозной шурф. Я зажмурилась. Не потому что боюсь, хотя от взлета вертикально вверх становится холодно внутри и перехватывает дыхание; страшнее только спуск вертикально вниз. Но я не боюсь, честно-честно! Просто очень здорово вот так зажмуриться — а потом, уже на самом верху, открыть глаза и…
Увидеть небо.
Огромное— преогромное, ярко-синее в белых узорах облаков… Небо!!!
— Ну как, Юська? — Мама запрокинула голову, и ее золотистые сверкающие волосы щекотали мое лицо, тоже задранное вверх так, что болела шея. — Нравится?!.
Облака чуть-чуть колебались от двойного преломления света через крышу капсулы и стеклопластиковый купол над городом. Но синева была настолько ослепительная, что я ну никак не могла поверить, что между нами есть хоть какая-то преграда.
Между мной — и небом.
Капсула разогналась и теперь летела с еще большей скоростью, чем разрешено на внутренних уровнях. А навстречу неслись облака. Интересно, на что они похожи, если посмотреть на них с места? Такое место наверняка должно где-то быть…
И вдруг мы мгновенно — я даже зажмуриться не успела — ухнули вниз.
Снова понеслись по тоннелю навстречу разноцветным и серебристым блокам. Но пересчитывать их почему-то уже было совсем неинтересно.
Зато мама снова обняла меня за плечи.
— Как твои дела, Юсик? Что вы сегодня делали в группе?
— Играли в «Море волнуется». А Далька, мам, ты представляешь, принесла альбом! Только не с фотками, а…
— «Море волнуется»? — переспросила мама.
…И я поняла, что дальше она не слушала. Взрослые вообще редко слушают, когда им что-то рассказываешь. Даже мама — а про остальных не стоит и говорить. Не понимаю только, зачем спрашивать, если ответ ну ни капельки не интересен?…