Гауляйтер и еврейка
Шрифт:
— Осторожнее! — крикнула фрау Беата, отступая к стене.
Она услышала какие-то подозрительные резкие звуки, затем раздался шум, зловещее шипение, что-то огромное просвистело в воздухе. Шум и шипение то усиливались, то ослабевали, иногда совсем умолкали и снова раздавались отчетливей и отчетливей. И наконец все разразилось грохотом, который сотряс землю.
— Бомба!
Через минуту над городом занялось зарево пожара.
— Горит неподалеку от нашего завода! — взволнованно сказала фрау Беата. — Можно различить даже колокольню
Это была та самая бомба, что убила маленького Робби.
Гул моторов замер вдали. И подобно тому как выпрямляются верхушки деревьев, когда буря пронесется мимо, из недр земли вновь хлынула зловещая тишина. Вот уже следующая эскадрилья самолетов грохотала в воздухе, зенитные орудия стреляли что было мочи. Прожекторы прорезали небо, и разрывы бомб сотрясали землю.
Вдалеке на серо-синем небе еще несколько секунд можно было видеть красноватую полоску, будто кто-то мазнул румянами по темному бархату. Это горящий самолет ринулся вниз — никто не знал свой или вражеский.
В доме послышались громкие шаги, кто-то опрокинул стул. Из темноты донесся звонкий голос молодой девушки:
— Меня послал начальник противовоздушной обороны. Вам приказано тотчас же спуститься в подвал.
Фрау Беата на все лады кляла начальника местной противовоздушной обороны:
— Сам черт навязал нам на шею этого несносного Кребса!
Кребс был фанатичный нацист, служивший швейцаром в соседнем доме. Его жена ждала ребенка, и фрау Беата послала ей кучу старых детских вещей. Однако Кребс был неподкупен.
— Долг есть долг, прошу прощения! — говорил он.
Зимой фрау Беата всегда страдала бронхиальным катаром, и холодный подвал был невыносим для нее. Она представила справку от врача, и на некоторое время ее оставили в покое. Но как только кашель прошел, Кребс снова настоял на том, чтобы она при сигнале воздушной тревоги спускалась в убежище.
Фрау Беата больше всего на свете любила свежий воздух, вдобавок любопытство, смешанное с ужасом, непреодолимо влекло ее на террасу, откуда она наблюдала за налетами. Криста всегда находилась поблизости от нее, так как обе они сознавали, что каждая бомбежка угрожала им смертельной опасностью. Время от времени фрау Беата возвращалась в затемненный дом, чтобы подкрепиться рюмкой коньяку.
Иногда при налетах и наблюдать было нечего — несколько световых ракет и сверкающие ножи зенитных снарядов в небе, вот и все. Но иной раз в воздухе, на невероятной высоте, происходили бои ночных истребителей; невидимые, они стреляли трассирующими пулями, и светящиеся жемчужины выписывали светлые круги на темном небе. Однажды мать и дочь увидели горящий самолет, мчавшийся над городом — вернее, остов самолета в пылающем, рассыпающемся искрами обруче; он с такой неистовой скоростью приближался к их дому, что фрау Беата вскрикнула и убежала с Кристой в комнаты.
Однако ее свободу все больше и больше ограничивали.
Старик Шелльхаммер знал толк в строительном деле. Недаром он в бытность свою слесарем работал на стройках. Он соорудил большой прочный подвал для картофеля, угля, вина со сводчатыми, как в крепости, потолками, и этот подвал служил теперь хорошую службу окрестному населению.
Как только раздавался пронзительный вой, соседи фрау Беаты устремлялись в подвал. Они бежали со всех сторон — в дождь, в снег, в ледяной холод. Часто там собиралось человек шестьдесят. Скорчившись, они сидели в мрачном холодном подвале четыре-пять часов, а иногда и всю ночь. Многие приходили с детьми, закутанными в пальто, с грудными младенцами, завернутыми в одеяла. Они притаскивали чемоданы с необходимейшими вещами и едой, ибо никто не знал, уцелеет ли его квартира после налета. Немало наслышались они о подобных происшествиях! Со стесненным сердцем они усаживались на ящики, на самодельные скамьи или кучи угля. Некоторые приносили с собой раскладные стулья и даже кровати.
Подвал освещался тусклой электрической лампочкой, обернутой в синюю бумагу, чтобы ни один луч света не вырвался наружу, когда откроется дверь. Фрау Беата распорядилась поставить здесь на зиму небольшую железную печку. Но собиравшиеся в подвале старухи кашляли и так боялись угара, что ее перестали топить; да и топливо приходилось экономить с тех пор, как оно было нормировано.
На лестнице, ведущей в подвал, сидел, охраняя дверь, начальник местной противовоздушной обороны Кребс, которого так кляла фрау Беата. Время от времени он выходил на улицу.
— Неподходящая для них погода, — говорил он, вернувшись. — Они удирают. Две великолепные рождественские елки висят над городом! — Или же смеялся блеющим смехом: — Сегодня у томми дела плохи. Наши ночные истребители преследуют их по пятам. Только что сбили один самолет, он перекувырнулся, как подстреленный заяц.
— Мы ждем от вас новых хороших вестей, Кребс, — поощряла его баронесса фон Тюнен, укрывавшаяся от налетов в том же подвале в дни, когда она не бывала на службе. — Это придаст бодрости маловерам, тем, что думают, будто можно выиграть войну в две недели!
— Над городом появилась новая эскадрилья, баронесса.
— Пусть! Наши ночные истребители сумеют расправиться с ней. — Баронесса фон Тюнен, одетая в изящный костюм сестры милосердия, снова, закуталась в одеяло и попросила глоток воды.
Воды в убежище было сколько угодно, но кофе давали только тем, кто впадал в обморочное состояние, что случалось нередко. У фрау Беаты имелся при себе термос с кофе. Она сидела под лампой всегда на одном и том же ящике, прямо; со спокойной улыбкой, и, казалось, не испытывала ни малейшего страха.