Гай Мэннеринг, или Астролог

Скотт Вальтер

Бертрам, готовый слепо довериться человеку, оказавшему ему такую неоценимую услугу, сел в карету; Динмонт последовал за ним. Шмель, который от них не отставал, впрыгнул туда же, и лошади понеслись.

– Вот это действительно престранное дело!
– сказал Динмонт.
– Ну, ладно, хоть бы только не вывалили нас. Но что же теперь станется с моим Дамплом, да благословит его господь! Будь тут хоть самого герцога карета, мне и то поспорее бы на нем верхом скакать.

Бертрам заметил, что если они и дальше поедут так быстро, то скоро придется менять лошадей, а добравшись до первого постоялого двора, они смогут потребовать, чтобы их либо оставили на ночлег, либо по крайней мере сказали им, куда их везут, и тогда Динмонт сможет распорядиться насчет своего коня, который, по всей вероятности, целый и невредимый стоит себе

в конюшне.

– Ну-ну, хорошо, коли так. Эх, господи, только бы дали выбраться из этого гроба на колесах, а уж против воли нас никуда не загонят.

Не успел он вымолвить эти слова, как лошади круто повернули, и из левого окна наши дутники увидели вдали деревню, все еще охваченную огнем: это горел водочный склад, и яркое пламя высоким колыхающимся столбом поднималось к небу. Но долго любоваться этим зрелищем им не пришлось: лошади снова повернули, и карета выехала на узкую, обсаженную деревьями дорогу, по которой они продолжали теперь мчаться с прежнею быстротою, но уже в полной темноте.

Глава 49

Пить и петь нам во тьме вольнее,

Да и пиво ночью пьянее.

"Тэм О'Шентер" [c233]

Вернемся теперь в Вудберн, который, как читатель помнит, мы оставили сразу же после того, как полковник отдал какое-то распоряжение слуге. Когда Мэннеринг вернулся в гостиную, молодых девушек поразил его рассеянный вид. Он был задумчив и, казалось, чем-то обеспокоен. Но такого человека, как Мэннеринг, даже самые близкие люди не решились бы расспрашивать ни о чем. Настало время вечернего чая, и все молча сидели за столом, как вдруг к воротам подкатила карета и звук колокольчика возвестил о приезде гостей.

[c233]

"Тэм О'Шентер" - поэма Роберта Бернса.

"Нет, - подумал Мэннеринг, - для них еще рано". Через минуту Барнс, отворив двери гостиной, доложил о приезде мистера Плейдела. Адвокат вошел; его старательно вычищенный черный кафтан и густо напудренный парик, кружевные манжеты, коричневые шелковые чулки - словом, весь его туалет свидетельствовал о том, сколько старику пришлось потрудиться, для того чтобы блеснуть перед дамами. Мэннеринг сердечно пожал ему руку.

– Вас-то я как раз и хотел сейчас видеть, - сказал он.

– Я ведь обещал вам, - ответил Плейдел, - что при первой возможности приеду, и вот я рискнул на целую неделю оставить суд, и как раз теперь, когда там идут заседания, а это жертва с моей стороны немалая. Но я подумал, что, может быть, сумею вам быть полезным, и притом мне еще надо допросить здесь одного человека. Однако я льщу себя надеждой, что вы меня представите молодым леди!.. Ну, одну-то я сразу бы узнал по фамильному сходству! Дорогая мисс Люси Бертрам, я так рад вас видеть.
– И, обняв Люси, он крепко поцеловал ее в обе щеки. Молодая девушка залилась румянцем, но приняла эту ласку покорно.

– On n'arrete pas dans un si beau chemin, [t84]– продолжал веселый старик и, когда полковник представил ему Джулию, позволил себе с такою же легкостью расцеловать и ее. Джулия засмеялась, покраснела и постаралась освободиться из его объятий.

– Приношу тысячу извинений, - сказал адвокат с поклоном, изящным и отнюдь не профессиональным.
– И мои годы и старинные обычаи дают мне кое-какие привилегии, и я даже не знаю, сожалеть ли мне о том, что у меня уже есть это право, или радоваться тому, что мне представился столь приятный случай им воспользоваться.

[t84]

На такой чудесной дороге нельзя останавливаться (франц.).

– Если вы будете говорить нам такие любезности, - со смехом сказала мисс Мэннеринг, - то, уверяю вас, мы начнем сомневаться, следует ли разрешать вам пользоваться вашими привилегиями.

– Вот это правильно, Джулия, - сказал полковник.
– Могу тебя уверить, что мой друг, господин адвокат, человек опасный. Последний раз, когда я имел удовольствие его

лицезреть, я застал его в восемь часов утра tete-a-tete с одной прелестной дамой.

– Да, но только знаете, полковник, - сказал Плейдел, - вам надо было бы добавить, что этой милостью, которую я снискал у дамы столь безупречного поведения, как Ребекка, я был обязан не столько моим личным достоинствам, сколько моему шоколаду.

– А ведь это мне напоминает, мистер Плейдел, что пора вас угостить чаем, разумеется, если вы уже обедали.

– Я готов принять все, что угодно, из ваших рук, - ответил наш галантный юрист.
– Да, я действительно обедал, то есть так, как можно пообедать на шотландском постоялом дворе.

– А значит, довольно скверно, - сказал полковник и взялся за звонок. Позвольте же мне что-нибудь заказать для вас.

– По правде говоря, - ответил Плейдел, - надобности в этом нет. Вопросом этим я уже успел заняться сам. Я немного задержался внизу, пока стаскивал свои ботфорты, такие широкие для моих бедных ног, - тут он не без самодовольства поглядел на свои конечности, которые для его возраста выглядели совсем неплохо, - и я успел потолковать с вашим Барнсом и очень сообразительной женщиной, должно быть экономкой; так вот, мы пришли к соглашению tota re perspecta [t85]– извините меня, мисс Мэннеринг, за мою латынь, - чтобы эта почтенная дама добавила к вашему обычному ужину блюдо более существенное: парочку диких уток. Я сообщил ей (и очень почтительно) кое-какие соображения насчет соуса, и они в точности сошлись с ее собственными. Поэтому, если вы позволите, я уж подожду, пока уток изжарят, и плотно закусывать не буду.

[t85]

Приняв все во внимание (лат.).

– А мы и все сегодня поужинаем пораньше, - сказал полковник.

– Извольте, - согласился Плейдел, - но только чтобы я из-за этого не лишился раньше времени общества дам; имейте в виду, что я не поступлюсь ни одной минутой. Я придерживаюсь мнения моего старого друга Бернета: я люблю, как древние называли ужин, вкусные блюда и беседу за бокалом вина, очищающую наш мозг от той паутины, которую за день свивают в нем и наше уныние и все деловые заботы.

Непринужденный вид мистера Плейдела и спокойствие, с которым он сумел позаботиться об удовлетворении своих эпикурейских желаний, позабавили молодых леди и особенно мисс Мэннеринг, которая сразу же почтила адвоката своим вниманием и благосклонностью. А во время чая они наговорили друг другу столько любезностей, что я сейчас уже не имею возможности их все пересказать.

Сразу же после чая Мэннеринг увел адвоката в свой маленький кабинет возле гостиной. По вечерам там обычно топили камин и зажигали свечи.

– Я вижу, - сказал Плейдел, - что вы хотели сообщить мне кое-что насчет элленгауэнского дела. Какие же у вас вести, земные или небесные? Чем порадует меня мой закаленный в боях Альбумазар? Удалось ли вам о помощью ваших вычислений узнать грядущее? Советовались вы или нет с вашими эфемеридами [c234] , с вашим альмоходеном, с вашим альмутеном [c56] ?

[c234]

Эфемериды - заранее вычисленные положения солнца, планет, комет и других небесных светил.

[c56]

Альмутен, алъмоходен - астрологические термины.

– Говоря по правде, нет, - ответил Мэннеринг, - и вы тот единственный Птолемей, к которому я намерен в настоящем случае обратиться. Подобно Просперо, я сломал свой жезл и закинул книгу в такие морские глубины, куда не достанет лот. И все же у меня есть важные новости. Эта цыганская сивилла, Мег Меррилпз, явилась сегодня нашему Домини и, насколько могу судить, перепугала его не на шутку.

– Что вы говорите?

– Да, и она оказала мне честь вступить со мной в переписку, считая, что я и теперь столь же глубоко посвящен в тайны астрологии, как и в тот день, когда мы с ней встретились впервые. Вот ее послание, которое мне принес Домини.