Гайда!
Шрифт:
Мужчина обвел взглядом остальных членов семейства – девочки тоже вышли из гостиной и пристроились за Аркашиной спиной – и, наконец, представился:
– А я Кузьма Васильевич – сослуживец вашего батюшки. Вот, с приветом от него к вам пожаловал.
У Аркаши отлегло от сердца – если гость приехал, чтобы передать привет от папочки, значит, с ним все хорошо, он жив и здоров.
– Господи, да что же мы в дверях-то стоим! – опомнилась Дарья. – Раздевайтесь, проходите в гостиную. Я сейчас самовар поставлю.
– Не суетись, хозяйка, – остановил ее Кузьма Васильевич. – Я к вам на минутку заглянул – предупредить, что послезавтра
– Будет! Будет! – в один голос закричали Аркаша и Таля.
– А почему сегодня нельзя? Или завтра? – не удержался от вопроса Аркаша.
– Сегодня никак не получится. Я только что с поезда, не спал совсем, устал очень. Сейчас к сестрице своей пойду – она тут недалеко, в Ямской Слободе живет. Тоже надо навестить. Давненько с ней не виделся, и с ребятами ее. Поди, выросли уже, и не узнать. Да и помочь, может, надо в чем. Овдовела она, одна малых подымает. Мужик-то ее еще в шестнадцатом погиб. Вот сегодня у нее заночую, а завтра встану с утра пораньше и в хозяйстве помогу. Писала, крыша у них прохудилась… А уж послезавтра к вам, тогда и поговорим.
– А сами-то вы откуда будете? – спросила гостя Дарья.
– Сам-то? – переспросил тот. – Сам-то я лукояновский. Город такой есть – Лукоянов, верст пятьдесят отсюда, а может, и поболе. Вот там я и живу. Жена у меня там, детки. Давно их не видел. А тут отпуск дали, после ранения. Вот послезавтра прямо от вас к ним и поеду.
Кузьма Васильевич обвел взглядом девочек и Аркашу и улыбнулся:
– А с батюшкой вашим все в порядке. Ничего плохого с ним не случилось.
Едва за гостем захлопнулась дверь, Аркаша кинулся к вешалке, на которой висела верхняя одежда, быстро облачился в свою форменную тужурку, надел на голову фуражку, потом, перебрав несколько вещей, снял с крючка непромокаемый отцовский макинтош, накинул его поверх тужурки, сунул ноги в сапоги и уже с порога крикнул девочкам и Дарье:
– Я к маме на работу!
Перешагнув порог, он вдруг резко остановился, будто уперся в невидимую стенку, обернулся, отыскал взглядом Дарью и, весело прищурившись, сказал:
– Теть Даш, а малиновка-то хорошую весть нам принесла! Правда?
– Правда, правда, – улыбнулась женщина. – Беги уж…
Только после того, как Аркашины сапоги отстучали по ступенькам крыльца, Дарья спохватилась:
– А чего побежал-то? Мать уж и сама скоро придет! Чего зря мокнуть-то…
3.
Небо по-прежнему поливало землю ситным дождем, но теперь он не казался Аркаше таким противным, как еще несколько минут назад. Мальчик даже с удовольствием подставил лицо под тонкие струйки, чтобы хоть немного охладить свой пыл – его щеки горели от возбуждения, вызванного неожиданным появлением фронтового товарища отца.
Закрыв за собой калитку, он вышел на улицу и оказался по щиколотку в воде. Земля в этом месте притопталась, и возле дощатой створки образовалось небольшое углубление, которое во время сильного дождя всегда заполнялось водой. Аркаша на секунду замешкался – почему-то вдруг вспомнилось, как он, когда был маленьким, топал по этой луже так, что брызги разлетались в разные стороны на несколько метров.
Посмотрев по сторонам и не увидев на улице ни одного человека, который мог бы сказать: «Взрослый парень, а какую дурь вытворяет!» – Аркаша поднял вверх ногу, обутую в сапог невероятно большого
Как ни странно, но этот дурацкий поступок вернул Аркаше нормальное расположение духа – словно вместе с водой от него отскочили переполнявшие его эмоции. Мальчик запахнул поглубже полы макинтоша, нахлобучил на уже промокшую под дождем фуражку капюшон и, перепрыгивая через образовавшиеся на дороге лужи, направился в сторону улицы Сальникова, которая связывала верхнюю окраину города с центром.
Улица эта, кроме того, что считалась одной из старейших в Арзамасе, известна была еще и тем, что на ней, вернее, на углу Сальникова и Алексеевской, находилось одно из самых больших в городе зданий – трехэтажное здание Арзамасского духовного училища. Скорее всего, по этим причинам она никогда не оставалась безлюдной. По ней туда-сюда сновали жители восточных и северных окраин, которые отоваривались в лавках Гостиного ряда или молились в Воскресенском соборе и других городских церквях. Еще здесь всегда можно было встретить и самих служителей церкви, и учащихся Духовного училища. Многих из них Аркаша знал в лицо. Некоторые так примелькались, что, даже не зная имен этих людей, мальчик с ними здоровался.
И на этот раз, несмотря на непогоду, улица Сальникова пустынной не была. Какие-то бабы в длинных юбках и теплых платках шли, видно, в Воскресенский собор на вечернюю службу. Аркаша их обогнал. Навстречу ему попались двое парней, которых он знал по реальному училищу. Оба были на несколько лет старше его.
Один из них, Женька Гоппиус, жил на самом конце этой улицы, недалеко от березовой рощи, куда Аркаша с друзьями часто бегал гулять. Женька был высоким, красивым парнем с правильными чертами лица, чем-то напоминающими черты его матери – учительницы Марии Валериановны, зарабатывающей на жизнь частными уроками. Впрочем, сам Женька с этого года тоже начал зарабатывать. Аркашин товарищ, Петька Цыбышев, сказал, что, окончив училище, Гоппиус устроился на службу в какую-то химическую лабораторию.
Второго из парней, Ваньку Персонова, Аркаша тоже хорошо знал – он, как и Голиковы, жил на Новоплотинной. Персонов был года на два моложе Женьки и теоретически должен бы был еще учиться в реальном, но недавно его отчислили из училища. И ладно бы за плохую успеваемость! Ничего подобного – с учебой у Ваньки никаких проблем не было. Наоборот – в прошлом году его всем в пример ставили. Персонов увлекался литературой, сам писал стихи – в местной типографии даже издали сборник его стихотворений под названием «Звук». Аркаша эту книжицу видел. Стихи все больше про деревню – так, ничего особенного… Но к исключению Ваньки из училища они никакого отношения не имели. Тут дело в другом.
Когда в реальном был избран ученический комитет, старшеклассник Иван Персонов его возглавил. У них, у старшеклассников, на заседаниях рассматривались вопросы куда более серьезные, чем в Аркашином классе. У четвероклассников что обсуждали? Кто по каким причинам отсутствовал, как распределить роли в спектакле, который решили поставить, кто на уроках плохо себя ведет, и все такое…Надо признать, дисциплина в младших классах пока еще хромает. Вот недавно его, Аркашу, и Петьку Шнырова директор отчитал за то, что они во время перемены на палках дрались.