Гайдар
Шрифт:
И когда на утренней «летучке» кто-то сказал, что пора снять запрет с фельетонов Гайдара, поскольку они не хуже, а иные лучше тех, что уже напечатаны, Иванов вспылил:
– Это не ваше дело. Когда мне нужно будет узнать ваше мнение, я вас спрошу… - И, помолчав, добавил: - Фельетоны я считаю очень слабыми, и я надеюсь, что, поголодав недельку, Гайдар принужден будет написать хороший фельетон…
Иванов выживал его из редакции. (В короткий срок редактор сумел разогнать почти весь коллектив, который складывался годами, коллектив, который создал газету.)
И он при первой
Он жил в Свердловске, работал в областной газете «Уральский рабочий», где сразу напечатал, без единой поправки, все пять отвергнутых Ивановым «слабых» фельетонов и много других, когда «Правда» поместила статью Е. Двинского (Дмитрия Ершова) «Преступление» Гайдара».
«Гайдар, популярнейший в округе фельетонист пермской «Звезды», присужден к семи дням лишения свободы, замененным общественным порицанием…
Для газетного работника общественное порицание не легче семидневного заключения в исправдоме. Но, к счастью осужденного, общественного порицания не получилось. Наоборот, общественное мнение восстало против приговора суда. Общественное мнение оказалось на стороне Гайдара. Рабочие ряда крупнейших заводов, рабселькоровское окружное совещание, областная газета «Уральский рабочий» высказались в защиту Гайдара…
Почему же произошло такое резкое расхождение между судом и общественным мнением?… Может быть, Гайдар возвел клевету и выдумку на пожаловавшегося суду следователя… Филатова, главного героя фельетона?…
Нет. Суд… признал, что «фельетон дал правильное освещение фактов»… И суд… все же признает «форму самого фельетона оскорбительной» и выносит автору общественное порицание…
Выходит, что фельетонную форму произведений надо изгнать из газет. Но под силу ли это сделать нарсуду 2-го участка города Перми?…
Может быть, нарсуд изменит меру пресечения? Может быть, вообще в согласии с общественным мнением суд найдет возможным пересмотреть свое, несомненно, ошибочное решение?…»
Обиженный следователь Филатов мог теперь с утра до ночи музицировать в кабаке «Восторг»: с государственной службы его уволили.
Судью Лифанова тоже.
И все же бой свой в Перми он проиграл: Иванов нанес удар «с тыла».
РАССКАЗЫ «СТАРОГО КРАСНОАРМЕЙЦА»
В Свердловске было хорошо. Большой, больше Перми, город. Новые люди. В «Уральский рабочий» сразу взяли на ставку. Можно было спокойно и вдумчиво работать: гонорар шел отдельно.
Он уверенно и крепко писал. Все, что писал, печатали. На газетных страницах у него было свое постоянное место: подвал на первой, реже на третьей полосе.
В «Уральском рабочем» с броской рекламой было опубликовано продолжение «Лбовщины» - повесть «Лесные братья» («Давыдовщина»).
Одним словом, здесь ему создали условия. Он оттаял немного душой, но… затосковал без друзей и вскоре перебрался в Москву.
Ради с ним не было. Она уехала к родителям в Архангельск. Оттуда в декабре двадцать шестого пришла телеграмма, что родился сын, «решила назвать татарским именем Темир». Счастлив был очень, а имя не понравилось. С ближайшего телеграфа отправил восторженный
Он еще помнил свое путешествие по Востоку. Кроме того, в сочетании «Тимур - Гайдар» была приятная его уху звонкость.
…В Москве первое время мыкался где придется: немного жил у Талки, немного - у родных одной пермской знакомой, пока не снял себе комнату в пригороде, в Кунцеве.
В Москве жил и Шурка Плеско, который снова работал заместителем редактора, только теперь уже в газете «Красный воин» Московского военного округа. У Плесок появилась квартира. Галя с девочками наконец-то смогла уехать из Перми.
Шурка пригласил его к себе в газету. Там уже работал выпускающим Степа Милиции, вытребованный из Перми: Шурка не любил работать без друзей.
«Красный воин» выходил каждый день на четырех полосах. Возможность иметь еще одного сотрудника, да еще с таким военным и журналистским опытом, как у него, всех устраивала, и он поступил на гонорар. Он пришел в «Красный воин» в то самое время, когда вновь' обострилась международная обстановка и вновь замаячил призрак возможной и близкой войны.
В конце мая 1927 года английская полиция совершила налет на советское торгпредство в Лондоне, произведя погром и обыск. Представителям печати было заявлено: полиция искала документ особой государственной важности, который, однако, не был найден. А через несколько дней Чемберлен заявил о разрыве торговых и дипломатических отношений с Россией, что не помешало Англии, равно как Германии, Италии и Голландии, продолжать у нас закупки хлеба и жмыха.
«Разрыв Англией дипломатических отношений с СССР, - заявил наркомвоенмор и предреввоенсовета республики Ворошилов, - означает приближение к войне. Но Англия еще не сорганизовала таких сил, которые она могла бы сегодня двинуть против нас. Однако война с империалистическими странами неизбежна, и мы должны быть к ней готовы».
Англия действительно еще не имела таких сил, которые она могла бросить против нас. Но действия Великобритании развязали руки мировой белогвардейщине.
«7 июня утром в Варшаве четырьмя выстрелами из револьвера» был убит «полномочный представитель Советского Союза в Польше тов. Войков. Убийца - русский эмигрант, белогвардеец-монархист. Убийство произошло на вокзале, где тов. Войков встречал проезжавшего из Англии в Москву тов. Розенгольца», бывшего полномочного представителя нашей страны в Лондоне.
На другой день после гибели Войкова в Ленинграде, в помещении Коммунистического клуба, неизвестными были брошены две бомбы. Взрывом ранило тринадцать человек. Одновременно были совершены налеты на советское посольство в Пекине и началась осада консульства в Шанхае.
В стране начался сбор средств на строительство эскадрильи «Наш ответ Чемберлену». Каждый нес что мог. Крестьянин Дворянченко из села Чесноково пожертвовал на строительство самолета свою лошадь. На снимке в газете лицо у Дворянченко было грустное. Отдавать лошадь, конечно же, было жалко, но крестьянин понимал: сегодня пожалеешь лошадь, а завтра пропадешь вместе с ней, поскольку мир капитализма вооружался.