Гайдзин

Клавелл Джеймс

Он вздохнул. После смерти матери он ощущал вокруг себя пустоту более глубокую, чем после смерти отца, которым он восхищался, но которого при этом боялся. Всякий раз, когда перед ним возникала проблема или он был напуган, он знал, что может пойти к ней и она утешит, направит его, даст ему новые силы.

— Карма, что мама умерла такой молодой, — печально произнес он.

— Да, господин, — сказала она, понимая его печаль и с полным спокойствием принимая её , ибо таковыми, разумеется, были чувства всех сыновей, чьим первым долгом было слушаться и почитать свою мать превыше всех на свете всю свою жизнь. Я никогда не смогу заполнить эту пустоту, не больше,

чем жены моих сыновей смогут заполнить пустоту, которая останется после меня.

— Что ты посоветуешь, Хосаки?

— У меня слишком много мыслей для такого слишком большого количества проблем, — встревоженно произнесла она, пытаясь мысленным взором охватить всю мозаику опасностей, грозивших ему со всех сторон. — Я чувствую себя никчемной. Позвольте мне тщательно все обдумать, сегодня вечером и завтра. Возможно, я смогу предложить что-нибудь, что даст вам ключ к тому, как вы должны поступить; затем, с вашего позволения, я на следующий день отправлюсь домой, чтобы и далее укреплять наши оборонительные рубежи — необходимость этого ясна уже сейчас. Вы должны указать мне, что следует сделать. А пока несколько соображений из тех, что сразу пришли мне в голову; вы можете поразмыслить над ними: усильте бдительность своей стражи и потихоньку собирайте войска — все ваши войска.

— Я уже принял такое решение.

— Этот гайдзин, который подошел к вам после встречи, француз, как вы говорите, я предлагаю вам воспользоваться преимуществами его приглашения и своими глазами увидеть военный корабль изнутри, очень важно, чтобы вы сами все увидели, возможно, даже стоит притвориться, что вы стали их другом, тогда, может быть, вам удастся использовать их против англичан, neh?

— Я уже решил сделать это.

Она улыбнулась про себя и ещё больше понизила голос:

— Как бы это ни было трудно, Андзё должен быть устранен навсегда, чем скорее, тем лучше. Поскольку сейчас весьма вероятно, что вы не сможете помешать сёгуну и принцессе отбыть в Киото, — я согласна, что она — с её точки зрения, оправданно, — является шпионкой двора, марионеткой и вашим врагом, — вам необходимо тайно покинуть замок сразу же вслед за ними и поспешить в Киото более короткой Токайдо, чтобы оказаться там раньше их... вы улыбаетесь, господин?

— Просто потому, что ты радуешь меня. А когда я прибуду в Киото?

— Вы должны стать доверенным лицом императора. У нас есть друзья при дворе, которые помогут вам. Затем, один возможный вариант из дюжины: вы заключаете тайное соглашение с правителем Тёсю Огамой и оставляете ему контроль над Вратами... — она нерешительно замолчала, увидев, как Ёси вспыхнул, — но только до тех пор, пока он открыто поддерживает вас против Сацумы и Тосы.

— Огама никогда не поверит, что я буду соблюдать условия такой сделки, да я и не стал бы, но мы должны вернуть себе Врата любой ценой.

— Я согласна. Но, скажем, заключительной частью вашей договоренности могло бы стать следующее: если он согласится объединить свои силы с вашими для неожиданного нападения на правителя Сацумы князя Сандзиро — время этого нападения вы назначите сами, — то после разгрома Сандзиро Огама возвращает вам Врата, а взамен получает Сацуму.

Ёси нахмурился ещё больше.

— Очень трудно победить Сандзиро на суше, когда он прячется в своих горах. Даже сёгун Торанага не стал нападать на Сацуму после Секигахары, просто принял от них прилюдные выражения покорности, клятвы верности и держал их в узде из шелка. Мы не можем осуществить нападение с моря. — Он задумался на мгновение. — Это мечта, а не

реальная возможность. Слишком сложно, — пробормотал он. — Хотя, с другой стороны, кто знает? Дальше.

— Устраните Нобусаду на пути в Киото — такой шанс выпадает раз в жизни, — произнесла она совсем тихо.

— Никогда! — воскликнул он, шокированный внешне и ужасаясь про себя тому, что она думала так же, как и он, или, ещё хуже, прочла его самые сокровенные мысли. — Это было бы изменой Завещанию, моей чести, всему, чего стремился достичь сёгун Торанага, я принял его как своего господина и повелителя и обязан соблюсти клятву.

— Разумеется, вы правы, — тут же заговорила Хосаки, успокаивая его и уже склонившись в низком поклоне. Она ждала такой реакции и была готова к ней, но ей было нужно произнести это вслух вместо него. — Это было бака с моей стороны. Я полностью согласна. Прошу простить...

— Хорошо! Никогда не помышляй и не говори об этом вновь.

— Разумеется. Пожалуйста, простите меня. — Она замерла в поклоне на положенное время, бормоча извинения, потом наклонилась вперед и снова наполнила его чашку, затем села прямо, опустив глаза, и стала ждать, когда он попросит её продолжать.

— Это была дурная мысль, Хосаки. Ужасная!

— Я согласна, господин. Пожалуйста, примите мои смиренные извинения. — Её голова снова коснулась татами. — Это было глупо. Я даже не знаю, откуда пришла ко мне такая глупость. Конечно, вы правы. Возможно, так получилось, потому что я расстроена опасностями, которые вас окружают. Пожалуйста, господин, вы позволите мне удалиться?

— Через мгновение — да, а пока... — Несколько умиротворенный, он показал ей знаком, чтобы она налила ещё чая, все ещё не придя в себя от того, что она осмелилась произнести вслух подобное святотатство, даже в беседе с ним.

— Могу я упомянуть ещё об одной мысли, прежде чем уйду, господин?

— Да, при условии, что она не будет так же глупа, как последняя. Она едва не рассмеялась этой колючке капризного, сердитого

мальчика, которая не нарушила даже самых отдаленных защитных рубежей её сердца.

— Вы говорили, господин, и очень мудро, что самая насущная и важная загадка гайдзинов, которую необходимо разрешить, это как потопить их корабли и удержать их пушки подальше от наших берегов, neh?

— Да.

— А нельзя ли устанавливать пушки на баржи?

— Э? — Он нахмурился, отвлеченный от Нобусады этом новым поворотом в их беседе. — Я полагаю, что можно, а почему ты спрашиваешь?

— Мы бы могли выяснить это у голландцев, они помогут нам. Возможно, мы смогли бы построить оборонительный флот — не важно, что он будет неуклюжим и неповоротливым, — и поставить баржи на якоре так далеко от берега, как только получится, на стратегических подходах к нашим наиболее важным районам, таких, например, как пролив Симоносеки, и одновременно укрепить устья всех наших гаваней — по счастью, их очень немного, neh?

— Это могло бы быть осуществимо, — допустил он, подобная мысль не приходила ему в голову. — Но у меня нет достаточного количества денег или золота, чтобы закупить все пушки, необходимые для наших береговых батарей, не говоря уже о том, чтобы построить такой флот. Или достаточно времени, знаний и богатства, чтобы построить оружейные заводы и выпускать свои собственные пушки — нет и людей, которые управляли бы ими.

— Да, это правда, господин. Вы так мудры, — согласилась она. Потом, опечаленная, набрала в грудь побольше воздуха. — Все даймё живут в бедности и тонут в долгах, мы не меньше, чем остальные.