Газета День Литературы # 123 (2006 11)

День Литературы Газета

"… ко мне стали поступать копии телеграмм от епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора к Распутину, причем за иеромонаха телеграммы подписывал его брат студент Труфанов. В этих депешах означенные лица просили Распутина хлопотать за них, а тот в своих ответах успокаивал, давая надежду на благоприятный исход дела", — вспоминал Курлов, хотя сам Илиодор свое обращение за помощью к Распутину отрицал…

… В феврале 1911 года в официальном органе Синода журнале "Русский инок" появилось сообщение о том, что приказом № 450 от 20 января 1911 года "иеромонах Царицынского Свято-Духовского монастырского подворья Илиодор назначен настоятелем Новосильского Свято-Духовского монастыря, Тульской епархии". 31 марта Синод постановил уволить Илиодора от должности настоятеля Новосильского Свято-Духова монастыря и за самовольный отъезд назначить двухмесячную епитимию "в пределах таврической епархии".

Однако на следующий день после отказа Илиодора покинуть Царицын и ввиду неизбежности полицейской акции Государь наложил резолюцию: "Иеромонаха Илиодора, во внимание к мольбам народа, оставить в Царицыне, относительно же наложения епитимий предоставляю иметь суждение Св. Синоду".

Существует также текст телеграммы, подписанной императором: "Разрешаю иеромонаху Илиодору возвратиться в Царицын на испытание в последний раз. Николай".

Таким образом, государство в очередной раз отступило, и мятежный монах оказался сильнее не только губернатора, но и премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина и Священного правительственного Синода во главе с

обер-прокурором Лукьяновым…

(газетный вариант)

Николай Шипилов

КРЕСТ

ИКОНА ВРАТАРНИЦЫ

Неугасимо горит лампада в соборном храме!Ах, рассказать бы про все, как надо, умершей маме!В соборном храме Ксиропотама поют монахи.Поют монахи — ты слышишь, мама? — в священном страхе.Паникадило и круглый хорос, орлы двуглавы…Неугасимо горит лампада, горит, качаясь…Когда то было? Младая поросль в зените славы.С утра — ко храму, твердя молитву, в пути встречаясь.Никто не ведал, никто не видел — плескалось масло,Оно плескалось, переливалось, не зная края.И следом — беды, как те акриды, и солнце гасло,И конь у прясла всё ждал хозяев, уздой играя.Изогнут хорос, как знак вопроса, под гнетом мессы.Младую поросль секут покосы — играют бесы.О, как мы слепы, людское стадо! Но всяк ругаетТо — ясно солнце, то — сине море, вино ли, хлеб ли.Кто ж наделяет огнем лампаду? Кто возжигает? но все ослепли…Поют монахи… Поют монахи… Коль слеп, так слушай.Запрись дыханье, утишись сердце — Дух Свят здесь дышит.Святые горы, святые хоры, святые душиНе слышит разум. Не слышит сердце. Ничто не слышит…Горят усадьбы, как в пекле ада — ребенок замер.Гуляют свадьбы. Плюются в небо — ребенок в двери.Ах, рассказать бы про все, как надо, умершей маме!Да на Афоне я сроду не был — кто мне поверит?Я был поэтом. Умру поэтом однажды в осень.И напишу я про все про это строк двадцать восемь…

ОКТЯБРЬ

Октябрь, октоврий, листопад.В лесу полно грибов опят.В осенних дуплах совы спят —Зазимовали.Лишь дятла стук раздастся вдруг,Да пробежит в испуге жук —Последний круг, мой милый друг.А я — едва ли…Как две зеркальные луны,Мои ладони холодны…Ах, если б ласточки весныМеня позвали!На сеновале диких травЯ оплатил бы жизнь, как штраф.Платите, граф. Но в том, что — граф,Я прав едва ли…Октоврий. Золото. Хандра.Хоть дождь не льет, как из ведра —Туман и изморось с утра,Как в письмах Вали.Она жалеет, что сто летУже живет, а счастья нет,Что все живущее умрет,А я — едва ли…И как оставлю я — ее,Татьяну — золото свое?Моя любимая поет и Бога хвалит.На что ей книг моих тома?Она напишет их сама!При этом — не сойдет с ума.А я — едва ли…А чтоб в тоску не занесло,Забуду год я и число.Нет, не забуду — тяжело:Сегодня — третье…Октябрь, октоврий, листопад!Тебе я вечно буду рад!Роняй скорее наземь, брат,Свое веретье…

КРЕСТ. 1948 г.

Над лоном малиновых дольних долинОгромно висели Стожары.В ночи тростниковый пылал Сахалин,А кто бы тушил их — пожары?Победу восставший великоросс,Японка с опасной улыбкой,Солдат в телогрейке, в бушлате — матрос,Стояли над детскою зыбкой.А остров качало, как зыбку. Как ял,Штормило его и качало.Мой юный отец на коленях стоялУ жизни сыновней начала.Он был — офицером советским. Ему льСтоять пред ставром и молиться?Но ставр уберег его тело от пуль,Чтоб мне на земле воплотиться.И пела японка: "…прииде Крестом…"Матрос подпевал: "…всему миру…"И зыбка, как шконка, качалась при том,Кивала военному клиру.Так я был крещен,А потом запрещенЖуком в человечьей личине.Молитвою стал православный мой стон,И шел я на Запад с Востока, как Он,В простом человеческом чине.Алмазно сияли мне звезды крестомНад каждым разъездом и каждым мостом,Был крестик крестильный на теле моемЗащитой, надеждой, оплотом.Но стыд забывал я, себя убивал,Греховные страсти вином запивалЯ трижды, казалось, убит наповал,Но Бог милосерд отчего-то:Он дал мне дорогу, любовь и жену,И сына, крещенного нами.Сын шепчет молитву, отходит ко сну,Питаемый светлыми снами.За отчим, за дедовским этим крестом:Что — там?Иди, поклонись освященным местам —Крестам.Там пращуров прах.Я шепчу, не тая,Прощаясь:Се сын твой…Се мати твоя…

ДИМИТРОВСКАЯ СУББОТА

Воробей под крестомВарит пиво под кустом —Ах, как небо-то чисто —Хорошо б не коршун!Как живется воробью?Нет водицы — пиво пью!Молодице налью —Будет плакать горше!Воробей

под кустомПринакроется листом.Жить бы лет вот этак сто —Хорошо в пузе!Но средь каменных камнейСтолько нашенских парней!О, восплачьте обо мне,Братии и друзи!Сколько землю не топчиНоги на морозе.Апчи! — на печи:Покупайте кирпичи!Жив — чив!Жив — чив!И почил в Бозе.Не укроешься нигде:Под кустом или в гнездеНе робей, воробей,Думою несметной.И в гнезде ты в беде, и везде ты в беде —Внезапу найдеСтрашный час смертный.Чив — чив — ничего!Пиво — во! И воля — во!Мы ведь все до одного — одного званья.Мне страшно два дня —И не страшно два дня.Так целуйте ж меняСкорбным целованьем…

ИСХОД

Ты ищешь до коликов: кто из нас враг…Где меты? Где вехи?Погибла Россия — запомни, дурак:Погибла навеки…Пока мы судились: кто прав — кто не прав…Пока мы рядились —Лишились Одессы, лишились Днепра —И в прах обратились.Мы выжили в черной тоске лагерей,И видно оттуда:Наш враг — не чеченец, наш враг — не еврей,А русский иуда.Кто бросил Россию ко вражьим ногам,Как бабкино платье?То русский иуда, то русский наш Хам,Достойный проклятья.Хотели мы блуда и водки, и драк…И вот мы — калеки.Погибла Россия — запомни, дурак.Погибла навеки.И путь наш — на Север, к морозам и льдам,В пределы земные.Прощальный поклон передай городам —Есть дали иные.И след заметет, заметелит наш следВ страну Семиречья.Там станет светлее, чем северный снег,Душа человечья.

***

Дорога к дому и дорога — из,Она в снегах и муках пролегла.Я думал вверх лечу, а падал вниз.Едва ль душа останется цела.Вот я собрал осколки и куски.Прими, сестра, подруга и жена.Как прежде мы, любимая, близки.Но какова той близости цена?..

***

Г.Красникову

О погоде и чахлой, и хлипкой,Как с рыбалки с не пойманной рыбкой,Вдоль колодца под лифтовой клеткой,Мимо надписи матовой, меткойНа панели мохнатой стенной,Шел мужчина мириться с женой.Шел, похоже, мужчина мужчиной:Щеки вдавлены щедрой щетиной,Из кармана торчала газета,Что нашел он у биоклозета.И казалось тому мужику:Станет каждое лыко в строку.Он задумался меж этажами,Будто встретил бандитов с ножами.Словно аура эпилепсииВдруг мелькнула на небе России.Словно детский услышал он крик —Не мужчина уже, а старик.Это детскую видит он зыбку.Смуглой мамы святую улыбку.Кто-то шепчет: — Живи- не живи,А уже не узнаешь любви…Тут весенний, раскатистый громВ крышу дома ударил ребром.И виденье — оборвано громом.Утонуло дырявым паромом.Небосвод изогнулся — и замерПред его голубыми глазами.Нет. Не ляжет обратной дороги.Нет. Не встанет жена на пороге.Нет, родимый, подумай: тебе льКолыхать по ночам колыбель?И шептать над младенческой зыбкой:Хорошо не до старости жить,Хорошо — до усталости жить,И уйти незаметно, с улыбкой…Он в ненастную майскую ночьРазвернулся — и вышел. И — прочь.

ДЕВЯТОЕ МАЯ

Шел месяц май — и я с высоким лбомПисал пейзаж чернилами в альбом,Потом я брал чернильный карандаш —И танк подбитый вписывал в пейзаж.Солдат, что был похожим на отца,Лежал на поле мая и свинца.О, если б мне в ту пору мастихин —Я б мастихином написал стихи.Отец остался жив на той войне.Купил гармонь, чтоб лучше пелось мне.Так далеко, казалось мне, война…А нынче гляну — вижу: вот она…Спешат, несут Россию на погост.На нем смешенье из крестов и звезд.За что дрались? Таков был дан приказ.Нас не спросили — вот и весь мой сказ.Сейчас пойду, наливочки напьюсь,Над вымыслом слезами обольюсь,Стихи припомню старые свои…А в пять утра — засвищут соловьи.

Геннадий Ступин

МИГ ВЕЧНОСТИ

СЧАСТЬЕ

То ли осень была, то ль весна —Я не помню. Но солнце сиялоТак, что неба голубизнаВ его блеске весь цвет теряла.И дорога была твердаОт предутреннего мороза,И студёно синела водаСквозь сверкающие берёзы…Было тихо кругом, хорошо,Крепкий воздух грудь мою полнилСилой, радостью… Я всё шёл…А куда и зачем — не помню.