Газета День Литературы 141 (5 2008)
Шрифт:
Быть может, мы где-то уже обмолвились, что все его заигрывания с прекрасным полом были чисто платонические и не преступали размеров реальной площади, отведённой жизнью под флирт. Не являясь Ловеласом (ни даже Лавласом), безобиден-то он был для нашей сестры примерно как тень мухи на солнечной занавеске! Страдал ли он, не видя себе серьёзного отклика? А зачем? Ведь в каком-то смысле наше маленькое общество и без того лежало у его ног! Тебе ли сетовать на одиночество, если сам ты как целый ансамбль в одном лице! Вот ведь, как соберёшься весь вместе да грянешь "Не шуми, мати…" — и все почужевшие — снова твои! Так
И всё же никто из женского населения не был обнесён его вниманием совершенно. Альбина оставалась единственная из местных красавиц, на кого он почему-то не обращал внимания. Могло показаться, даже и опасался её. Что в общем-то и резонно. Скажи такой даме: "Здравствуйте" — и уже она разнесёт, что её сманили! Похвали ей погоду: "Вечерок-то какой, соседка!" — и завтра же она подаст в суд "на алименты"! Даже и при отсутствии ребятишек с той и с другой стороны. А то (если без того, кого бросили, уж никак нельзя будет обойтись) — отловит какое-нибудь чумазое дитя подворотни, папиросами подкупит и — пожалуйста: дело в шляпе! И даже не в простой шляпе, а в шляпе с пером — сказала бы я! Так что у дяди Степана имелись достаточные причины бежать от привалившей удачи.
Альбина же со своей стороны… — как бы это выразиться?.. Если бы её можно было объехать не в три, а только в два дня с половиной, я, пожалуй, сказала бы, что она "по нему сохнет". К счастию для неё, я этого о ней сказать не могу. Но какое-то сердечное чувство к нему у неё, несомненно, было.
При том, что уклончиво-непроницаемый вид избранника лишь подливал масла в огонь её расположения к этому, столь галантному вообще, человеку. И ревность, — ревность безвыходная и несуразная! — становилась её уделом.
Мог бы когда-нибудь или нет — Кулибякин втюриться в Альбину? Вряд ли, думаю я. Но даже если бы… гм… нежное чувство… негаданно… невзначай, ненароком… как тать в нощи… и всё такое… — вкралось бы вдруг в это чёрствое (в данном случае) сердце, — оно (то есть чувство) опять улетучилось бы, и вот тут уже навсегда, — как только он выпил бы эту заразу — альбинино "приворотное зелье"!
(газетный вариант)
8-ая полоса
МИР ИСКУССТВА
Михаил Шемякин «Я НАЦЕЛЕН ДЕЛАТЬ ДОБРО…»
Евгений Нефёдов ВАШИМИ УСТАМИ
Михаил Шемякин
«Я НАЦЕЛЕН ДЕЛАТЬ ДОБРО…»
Художник и скульптор Михаил Шемякин родился 4 мая 1943 года в Москве. Отец Михаила Михайловича кадровый военный, после Великой Отечественной был военным комендантом в Восточной Германии. Он происходил из старинного кабардинского рода Кардановых, мама же являлась выходцем из русского дворянского рода Предтеченских. В 1957–1971 гг. будущий художник жил в Ленинграде, учился в Специальной художественной школе при Академии живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина. Из школы был исключен по идеологическим соображениям. В дальнейшем активно занимался самообразованием, много копировал картины старых мастеров в Эрмитаже.
В
В 1971 году под угрозой тюремного заключения был выслан из СССР. Около 10 лет прожил в Париже, затем жил в городе Клавераке на Гудзоне недалеко от Нью-Йорка, а в прошлом году снова вернулся во Францию, и сейчас живёт неподалеку от города Шатору в долине Луары в 260 км от Парижа..
Участник более 500 выставок. Почётный доктор шести университетов.
Евгений Данилов: Михаил, недавно Вы побывали на родине отца, в Кабардино-Балкарии. Как прошла поездка?
Михаил Шемякин: Мой отец кабардинец, из старинного рода Кардановых, к которому принадлежу и я. И поездка в Кабардино-Балкарию была запланирована для того, чтобы встретиться с членами нашего рода. Я член родового комитета. Род большой. В Кабардино-Балкарии живёт 12 тысяч человек. И все они — Кардановы. У нашего рода есть свой герб, свой флаг, свой гимн, своя газета, свой музыкальный ансамбль. На Северном Кавказе несколько таких родовых организаций, наша одна из самых крупных. И по другим странам Кардановых разбросано более 60-ти тысяч человек: в основном в Турции, Иордании, Израиле и США.
В этот приезд я познакомился со своим троюродным братом, Петром Темиркановым, который тоже музыкант, как и его родной брат Юрий Темирканов. Впервые я привёз туда свою дочь Доротею, и она буквально была потрясена всем происходящим: этим застольем, задушевностью, теплотой, которую в сегодняшней России, пожалуй, встретишь не часто.
С ней её многочисленные кузены носились как с писаной торбой. Причём все были в чёрных английских котелках, это как бы такая униформа нашего рода. Все люди солидные — с золотыми и платиновыми зубами во рту. Так что чем-то всё это напоминало Сицилию. Немного смешно, но трогательно. Постоянные песни, танцы.
В Нальчике на центральных улицах висели громадные растяжки "Кабардино-Балкария приветствует своего сына Карданова-Шемякина". Сначала по-русски, затем по-балкарски, далее по-кабардински.
Е.Д.: Вы стали народным художником республики?
М.Ш.: Я получил в этот приезд особое почётное звание — "Народный художник Кабардино-Балкарии". Со времён революции всего 12 человек получили это звание. Так что это звание заслуженно считается очень престижным. Потом я открывал выставку "Шар в искусстве и в архитектуре".
Были очень интересные встречи с молодыми художниками, с дизайнерами. Очень талантливая молодежь с незамутнённым коммерцией сознанием. Их очень отличает раскрепощённость и связь с природой. Мы ездили в Балкарские горы, любовались фантастическими сказочными облаками, снежными вершинами. Эта феноменальная природа, сама метафизическая земля накладывает свой отпечаток и на сознание, и на художественное восприятие мира. И я был поражён, встретив там много молодых талантливых скульпторов.
Е.Д.: А на Вас искусство Кавказа повлияло как на художника?