Газета День Литературы 141 (5 2008)
Шрифт:
М.Ш.: Кавказ — это и есть искусство. Шедевр самого Господа Бога! И это искусство у меня в генах. Поэтому, когда я оказался в неких горных ущельях, то было спиритуальное ощущение генетической памяти, будто я здесь уже был раньше и все это уже видел, знал и любил всю жизнь.
Е.Д.: Вы планируете "врастать" в кавказскую жизнь?
М.Ш.: Да, там мы будем открывать филиал нашего института, будет делать мой музей. Я в России мало востребован, а там люди предлагают делать музей. А если б здесь предложили, то это точно было бы уже не по-русски. В Москве есть музеи и у Шилова, и у Глазунова, скоро будет и у Никаса Сафронова. Но это решение и подарки
Пожалуй в Кабардино-Балкарии народ потоньше, хочет музей нонконформиста.
Е.Д.: У тамошнего начальства вкус поизящнее.
М.Ш.: При первой нашей встрече Юрий Михайлович мне сказал: "В Москве живут три гения: Шилов, Церетели и Глазунов. Они о-о-чень нуждаются. И я им буду помогать". И своё слово он сдержал. Но сколько бы я ни просил о помощи, о финансировании, ничего так и не увидел. Правда, передавал мне кинотеатр "Форум" под филиал института и мастерскую. На память осталась соответствующая бумага. Было сделано 8 архитектурных проектов, а потом кинотеатр взял да успешно и сгорел. И всё осталось лишь в планах. Ещё при одной из встреч он мне подарил одеколон "Мэр", и я его бережно храню как реликвию. Я уже думал на досуге о памятнике в стилистике Церетели в виде громадного флакона туалетной воды, увенчанного громадной же кепкой. Шутка, разумеется.
Е.Д.: Может, когда-нибудь, выставите его в музее в зале подарков. У Вас много орденов, медалей, дипломов. Как Вы в принципе относитесь к подобным знакам внимания?
М.Ш.: Они у меня "почтительно" покоятся в ящике. И я к ним "почтительно" равнодушен. Единственный орден, который я ценю, это рыцарский крест "Рыцаря искусств", который я получил от министра культуры Франции "За заслуги в области искусств".
Есть и одна медаль, врученная мне в Вашингтоне послом России Юрием Дубининым "За милосердие". От президента республики Армения. Я в своё время после землетрясения в Спитаке выделил на помощь пострадавшим около 30 тысяч долларов. И была ещё очень важная награда от правительства США "За вклад иммигранта в американскую культуру".
Е.Д.: Ведь история вашего рода и вашей семьи напрямую пересекается с историей Гражданской войны…
М.Ш.: Да, дело в том, что родители моего отца погибли в гражданскую войну, и его усыновил белый офицер, друг его отца Петр Шемякин, а спустя два года он тоже был убит красноармейцами. Так что он фактически потерял двух своих отцов. Но получилось так, как нередко в то время получалось: он стал сыном полка. В 9 лет сел на коня как красный кавалерист и в 13 лет уже имел первый орден боевого Красного Знамени, командовал взводом. Всего у него 6 боевых орденов Красного Знамени, из которых два ордена под №№ 7 и 13.
Е.Д.: Михаил, а на ваш взгляд, у нас период гражданской войны закончился, или, трансформировавшись в иные формы, вполне успешно продолжается?
М.Ш.: Вопрос очень сложный. В период сталинского террора гражданская война явно уже не продолжалась. А что сегодня творится в России — спокойным временем назвать нельзя.
Вообще же холодная гражданская война в России идёт давно — с момента возникновения организации под названием "клан олигархов". Общество поделилось на супер-богатых и бедных людей, многие из которых живут за пределами нищеты. Долго так продолжаться не может. И если сегодня это можно определить как "холодная гражданская война", то очень скоро, если всё и дальше будет также безобразно продолжаться, крениться в одну сторону, она может стать довольно горячей. В отдельных точках кровь давно проливается. И хотя делается это под соусом борьбы с бандитизмом,
Е.Д.: Но ведь смена формаций у нас прошла почти бескровно. Что во многом достойно удивления. Хотя в ходе реформ умерли миллионы людей.
М.Ш.: Вы знаете, ваш главный энергетик сказал, что при нашем новом демократическом эксперименте должно умереть около 3 миллионов человек.
И Лужков его спросил: "А ваша мама тоже в этих списках?" На это Чубайс не нашёлся, что сказать. Об этом Юрий Михайлович рассказывал некоторое время назад на встрече с журналистами в Нью-Йорке.
Е.Д.: Лет пять тому назад Вы делали цикл передач на ТВ. Слышал, что Вы сейчас пытаетесь на одном из наших телеканалов сделать что-то подобное…
М.Ш.: Это не реинкарнация, это продолжение данного сериала, который имел очень большой успех в своё время и у художников, и у любителей искусства. Это была общеобразовательная программа "Воображаемый музей Михаила Шемякина". Мы сняли 13 тематических фильмов, связанных с исследованиями моего Института философии, психологии и творчества. Скажем "Шар в искусстве, в религии, жизни и архитектуре", а также "Крик", "Гримаса", "Метафизика", "Театр" и т. д.
Сегодня энтузиасты-телевизионщики пытаются добыть деньги для продолжения этой очень нужной для образования серии фильмов. Проблема вечная — нет денег. Некогда президент России сказал "Россия — богатая страна с бедным народом".
А недавно я прочёл в одной газете другое его высказывание — "Меньше всего российский народ доверяет правоохранительным органам". У меня складывается впечатление, что это Нестор-летописец, который наблюдает и записывает в исторические анналы, что же происходит в России. Но ведь и делать что-то надо!
Е.Д.: Но он-то может себе позволить говорить, ничего не боясь.
М.Ш.: Боится. Потому что не договаривает. Уж если ты сказал "а", господин президент, скажи и "б". Или, по крайней мере, спой.
Если Россия богатая страна, а народ бедный, так надо бы что-то сделать, чтобы народ был побогаче…
Или вот эта замечательная фраза, что народ милиции не верит. Так значит надо срочно что-то делать. Кому ж тогда будет верить русский народ? Ни в одну из партий он уже не верит. Нет, не договаривает. Точки он ставит, констатирует. А фраза не дописана, не договорена. Вот мат сегодня разрешён, "узаконен". Матерщиной пронизана литератутра, кино, телевидение. А вот Правду, слова Правды по-прежнему боятся произнести. А кто произнесёт, тот и жизнью за это зачастую платит. Сколько журналистов уже полегло…
Е.Д.: В новейшей истории России был период, когда 300 тысяч на Манежной считался провалом митинга. Сейчас и 2 тысячи собрать тяжело. А Вас пытались привлечь на свою сторону различные политические силы?
М.Ш.: Попытки такого рода предпринимались, но я их очень быстро пресекал. Когда меня спрашивали, а что, на ваш взгляд, происходит в Чечне, я отвечал: "Кому война, а кому мать родна." Здравомыслящие люди прекрасно понимают, что на этой необъявленной войне зарабатываются колоссальные деньги. С одной стороны Москва, а с другой стороны участвующие в этом большом коммерческом предприятии "авторитетные чеченцы". Но мы настолько привыкли к вранью, что оно уже никого не удивляет. Что самое страшное в России? Я в неё приезжаю как в громадный сумасшедший дом. Все понимают, что страна больна. Ещё Высоцкий об этом пел. Но все к этому привыкли. Привыкают ведь ко всему — привыкли воровать, привыкли к убийствам, привыкли к оборотням в разных погонях и без. Привыкли называть вещи не своими именами.