Газета День Литературы # 150 (2009 2)
Шрифт:
Во-вторых, в поэзии Ю.Кузнецова змея иногда символизирует женское начало, в облике этого начала она являет собой нечто заведомо ненужное, отвлекающее: "Бокал обвит змеиным женским телом, стряхни змею! Займёмся русским делом" ("Здравица"). Наконец змея может представать в качестве исполнительницы приговора тем, кто нарушает табу, и одновременно в качестве проводницы в иные измерения, в сакральные миры – "Людям снилась их жизнь неуклонно, снился город, бумаги в пыли. Но колёса всего эшелона на змеиные спины сошли. Всё сильней пассажиров шатало, только змеи со свистом ползли. Незнакомая местность предстала, и змеиные травы пошли" ("Змеиные травы"). В этом случае наказание и переход в иную реальность совпадают – самодовольные представители не-мифо-реальности наказаны перемещением в "незнакомую местность", в "иные пространства". Следует заметить, что пассажиры исчезнувшего поезда – не сознательные нарушители того или иного табу; они наказаны только за то, что
В свете этих обстоятельств можно определить ответ на основной вопрос, встающий перед каждым читателем поэмы "Змеи на маяке": чем заслужил свою страшную участь главный герой поэмы – врач Пётр, который "час и место выбирать умел, со вкусом одевался, мало ел, с полслова понимал..." и попросту не успел совершить ни одного неподобающего поступка? Только тем, что он причастен к нынешней цивилизации – и к человеческому роду вообще. В кульминационный момент появления змей на маяке Пётр восклицает, обращаясь к себе: "Твоё тепло, о боже, притянуло это зло!" Это – ключевые слова поэмы. Но что они означают? Пётр "тёпел", как лаодикийцы из Апокалипсиса, то есть – "ни холоден, ни горяч", равнодушен к миру, непричастен его делам и именно поэтому навлекает на себя кару? Можно принять данное толкование. Но, на наш взгляд, гораздо продуктивнее было бы обратиться к иным коннотациям слова "тёплый": "тёплый" означает – "теплокровный, принадлежащий к человеческому роду, живой". Именно это качество героя кузнецовской поэмы "притянуло" к нему змей.
Рассмотрим немногочисленные авторские характеристики Петра. Он приехал из других мест – стало быть, он непричастен к местности, в которой происходит действие поэмы. Напомним о том, что в "готической новелле" приезд героя в место разворачивания сюжета (чаще всего – приезд горожанина в сельскую ландшафтность) даёт начало проявлению сакральных сил, а "неместность" сама по себе – распространённая особенность образа демиурга-неудачника. В "готической новелле" как правило "неместные" проигрывают. Героя поэмы зовут Петром. В сочетании с такой важной портретной деталью, как "решимость округлого лица" данное имя актуализирует ассоциацию с Петром Первым, фактическим создателем европейской цивилизации в России. Было бы неправомерно полностью отождествлять персонажа "Змей на маяке" с Петром Первым, но ассоциативный ряд: "Пётр – человек цивилизации" в тексте Кузнецова несомненно входит в совокупность смыслов поэмы. Чётко указана профессиональная принадлежность героя поэмы: он – врач. "Приехал он сюда за муравой лечить народ от язвы моровой". Устойчива коннотация: врач в сельской местности – носитель цивилизационных начал (равно как и учитель, священник, следователь). Ю.Кузнецов использует эту коннотацию. Но слово "врач" в тексте поэмы несёт в себе и иные значения; на данные значения указывает монолог безумного смотрителя маяка. "Латать дырявый мир – удел таков сапожников, врачей и пауков". Врач – тот, кто латает "дырявый мир", не-мифо-реальность, разъеденную мифо-реальностью, приводит обыденную не-мифо-реальность в порядок, восстанавливает её изначальный статус.
"Тёмный", усложнённый, кажущийся бессвязным монолог сошедшего с ума смотрителя маяка даёт ключ к пониманию поэмы. Смотритель маяка – типичный для "готической новеллы" образ "вернувшегося". "Вернувшийся" – человек, который выжил в сакральном пространстве ценой утраты собственного рассудка. Он непригоден для обычной жизни, но его бессвязные высказывания, принимаемые всеми за бред, всегда полны глубокого смысла. Этот характерный для "готической новеллы" образ, несущий важные сюжетные функции, восходит к архаико-мифологическим корням, в частности – к парадигме "певца", "поэта", приобщившегося к Сакральному и наделённого "священным безумием". В "готической новелле" эта парадигма трагически переосмыслена: "вернувшийся" наделен безумием не по своей воле, он постоянно существует в ситуации непонимания со стороны окружающих, следовательно, знания, к которым приобщился "вернувшийся", лишены смысла (для не-мифо-реальности). В системе образов "готической новеллы" "вернувшийся" занимает второстепенное место. Это – Орфей-неудачник, находящийся в тени главного героя – демиурга-неудачника; функция "вернувшегося" – передача главному герою необходимой информации,
Какую информацию несет в себе монолог смотрителя маяка? "Мир вечерел, когда маяк мигнул, Старик зашевелился и вздохнул: И здесь темно!"
Бинарная оппозиция "тьма-свет" по своему значению в тексте поэмы соответствует её традиционному истолкованию: "тьма-зло, свет-добро", однако осложнена дополнительными характеристиками: "По мысли и чертам Ещё не здесь он был, а где-то там, Чего не знает мера и печать".
Юрий Кузнецов напоминает читателю о "диогеновеком предании"; более подробно эта тема будет рассмотрена поэтом в стихотворении "Фонарь", сейчас мы не будем отдельно останавливаться на ней.
"Взглянув в окно, старик захохотал. Взял глубоко, а неба не достал. Крылатых губишь и слепых ведёшь, Вопросы за ответы выдаёшь. Я ж при тебе... могильщик птиц. Никто".
Смотритель несомненно обращается к своему маяку. Маяк – ложная путеводная звезда, погубитель птиц, привлечённых фальшивым светом (в начале поэмы говорится: смотритель "наверняка скорбит о том, что вертится кубарь и птицы бьются об его фонарь"). Перина в постели смотрителя "набита пухом перелётных птиц"; в припадке безумия смотритель станет развеивать этот пух по всему острову. Дети примут летящий по воздуху пух за снег и с радостью начнут ловить его – вся эта сцена похожа на пародию концовки написанного двумя годами раньше стихотворения Иосифа Бродского "Осенний крик ястреба". Отметим, что переосмысленные и жестоко спародированные цитаты из творчества И.Бродского возникают в поэзии Юрия Кузнецова уже в раннем периоде его литературной деятельности.
...Мнимый ориентир для птиц – маяк смотрителя непрерывно мигает, это – символ таким же образом "мигающей" реальности.
"То день, то ночь – мигает решето. То тень, то след, то ветер, то волна, Рябит покров, слоится глубина. Слова темны, а между строк бело. Пестрит наука, мглится ремесло. Где истина без тёмного следа? Где цель, что не мигает никогда?"
Это – самое сложное, самое труднообъяснимое место в монологе смотрителя. Оно нагружено метафизической образностью глобального характера. Всё в этом мире (с точки зрения смотрителя) "мигает" потому, что природа всего в этом мире двойственна, дуалистична. Сквозь тёмную не-мифо-реальность то и дело проглядывает сияющий свет мифо-реальности, подобно тому, как чёрные буквы покрывают светлые пробелы ("слова темны, а между строк бело"). Таким образом, рациональное, вербальное начало есть начало тёмное, злое. Истина иррациональна, невербальна, несказанна, непредставима в рамках логики. Но всякая истина обречена на "тёмный след", поскольку всякую истину стремится скрыть, заволочь тьма (пленка) не-мифо-реальности, интеллекта, вербальности ("Где истина без темного следа?").
"Латать дырявый мир – удел таков Сапожников, врачей и пауков".
Врачи – те, кто латают плёнку тёмной не-мифо-реальности для того, чтобы из-под неё не пробился свет мифо-реальности. Это (по мнению смотрителя) – профессиональные прислужники Тьмы.
"Скажи ты вестник? Врач? Не смей скрывать!" Из слов смотрителя маяка следует, что он ждет Вестника, посланника Света. Но Пётр – мнимый Вестник, он – не Вестник, а врач, не посланник светлой мифо-реальности, а посланник тёмной не-мифо-реальности (и сам не подозревает об этом).
Пётр – искупительная жертва, взятая за грехи человеческого рода и человеческой цивилизации. Именно цивилизация изгнала змей из места их привычного обитания. Хозяин дома, в котором поселился Пётр, говорит: "Змеиное болото невдогад мы летось осушали под ячмень". Конечно не Пётр "невдогад" осушал змеиное болото. Но Пётр – атом цивилизации, которая действует "невдогад" – так же, как и в случае со змеиным болотом. Трагический знак вмешательства человека в природу – сотни змей, выброшенных из естественной среды обитания.
"Они ползут, им места нет нигде В дырявом человеческом гнезде. Наружу! Вон!.. Гонимые судьбой Пригрелись между небом и землёй".
Типичный для поэзии Юрия Кузнецова конфликт между не-мифо-реальностью и мифо-реальностью приобретает экологические смыслы, также характерные для творчества этого поэта. Человек совершает насилие над природой, а природа отвечает ему беспощадной местью. Поэму "Змеи на маяке" можно сопоставить с другим текстом Юрия Кузнецова – со стихотворением "Из земли в час вечерний, тревожный". В этом стихотворении "рыбий горбатый плавник" ищет море, но моря уже нет. В слепом поиске моря плавник подрезает корни деревьев. Подобно этому плавнику, змеи, лишённые болота, бродят "между небом и землей" и угрожают гибелью каждому, кто попадётся на их пути. Эти змеи символизируют донравственную и вненравственную природу ("Когда песками засыпает деревья и обломки плит – прости: природа забывает, она не знает, что творит").