Газета День Литературы 160 (2009 12)
Шрифт:
Есть что терять Ивану – дома жена любимая и двое ребятишек.
Взял себя в руки. На зверя убитого не взглянул больше – нет его, и не было. Пошёл к месту выстрела, зорко в следы свои вглядываясь. Мох – это хорошо, не разберёшь, что за след, вмятина и всё. А вот на пролысенке чётко в сырой земле подошва отпечаталась, всеми протекторами, сорок пятый размер – затереть его, ветками да мхом забросать… Вот здесь он стоял, отсюда выстрелил – тоже следы заметные, затёр и их. Нашёл и пыж от патрона – в карман его пока, а дома в печку…
Вышел на ту дорогу, нашёл свои следы, от них и повёл другую тропу в лес, тут уже смело топтался. Вышел к ручью с рыжей болотной водой и здесь на берегу потоптался, а потом вдоль ручья и к дому двинул.
Вряд ли выслеживать будут – да бережёного, говорят, Бог бережёт, а не бережёного тюрьма стережёт. Так-то…
"Да. Олег, Олег… Ничего ты, значит, не простил, ничего не забыл…"
До армии-то ведь Олег с Ириной его гулял – из школы в десятом классе провожал, в клубе с ней танцевал… Из-за неё ведь и в город Олег не поехал в институт поступать. У неё тогда мать сильно болела, Ирина и осталась, ну и он… А Иван… Нравилась она ему очень, но подойти к ней стеснялся. Да и Олег же… Они и в армии вместе были. Угораздило. А ведь армейская дружба – верилось – самая крепкая. Олег писал Ирине из армии, она ему отвечала. А однажды решился и Иван написать. И встречала из армии она уже его, Ивана, полгода не прошло как и поженились.
Пришёл и Олег тогда на свадьбу погулять. Пригласили, как же – друг. В драбадан упился Олег. Вывел его Иван во двор, попроветриться. Лбом и руками упершись в забор, выпростал из себя Олег рвотину. Сказал вдруг, трезвым совсем голосом:
– Ирку я тебе не прощу! – И пьяную песню заблажил, будто и не говорил ничего.
Десять лет уж прошло. Олег в город уезжал, в институте отучился. Стал неожиданно главным районным охотником.
К Ивану с Ириной заезживал, как ни в чём не бывало.
С лицензией-то вот что вышло: приняли районные депутаты решение ограничить в этом сезоне отстрел лося. Всего несколько лицензий разрешили выписать, ясно, что для начальства. А Иван каждую осень на лося лицензию брал. Вот ему Олег и сказал:
– Ты добудь сначала, а там разберёмся…
Добыл… Нет, ничего он не добыл. Не было лося, не было…
А живут они с Ириной – и не знает Иван, за что счастье ему такое. Послушаешь мужиков – куда и глядели, когда женились. Да ведь и он не больно-то задумывался, как там дальше будет, женился да и всё. И ничем он не лучше других мужиков. Просто – повезло с бабой.
Он сорвал гроздь лесной сладкой после первого ночного морозца рябины – жену и детишек побаловать. Ускорил шаг. Вышел из мелколесья на луг пёстрый, где ещё
Осень в этом году – на диво, сухая, долгая. Урожай с полей и огородов убрали, дровами запаслись… Живи да радуйся. Только бы радость эту самому не обронить, да и другому не дать разбить.
Нитка паутину зацепилась за травину, просверкивает. Небо бледно-синее, чистое. И только где-то далеко над лесами, в северной стороне, сбивается туча, набухает непогодью. Да и пора, что поделаешь – осень…
КУКОБОЙ
Их было четверо в автомобиле "Волга": водитель Андрей, морщинистый, с побуревшими от курева усами; Александр Качалин – предприниматель, хозяин машины, спокойный, с нагловатыми глазами; его компаньон Давид Феликсович, в прошлом "работник культуры", лысый и тяжеловесный; и Юрий Толокнов, бывший одноклассник Качалина, долговязый, с длинным белым шарфом вокруг шеи. Он случайно узнал, что Александр едет в Москву, и напросился в попутчики, сидел впереди, рядом с Андреем.
Когда с главной дороги свернули на просёлок, сокращающий путь, заснеженные поля, леса, деревни приступили вплотную.
Толокнову чудились сани, морозный хвойный дух, заиндевелый воротник волчьей шубы, всхрапывания лошадей, вскрики ямщика…
Давид Феликсович вспоминал недавнюю поездку в Австрию:
– Там бензоколонки через каждые пять кэмэ. А туалеты на них такие!.. – он мечтательно мыкнул.
Качалин хохотнул:
– В России за каждым столбом туалет.
Андрей курил "Приму", стараясь выпускать дым в приоткрытую форточку. Указательный и средний пальцы его правой руки коричневые от никотина.
Дорога петляла, ныряла, лезла в гору, выносила на просторы полей. Нанизаны на неё деревни большие и крохотные. Въехали в село с таинственным названием – Кукобой. Дома большие, крепкие, есть и кирпичные. Девушка идёт по дороге: румяная, в норковой круглой шапочке, в шубейке, только подогнутые серые валенки отличают её от городских модниц.
– Ничего, – буркнул Качалин.
Над двухэтажным зданием из белого кирпича развевается трёхцветный флаг. А за ним высится удивительной красоты церковь с огромным куполом и четырьмя главками вкруг него.
Бредёт старуха, укутанная в пуховой платок, тащит санки с дровами…
– Везде люди живут, – проговорил вдруг молчаливый Андрей, закуривая.
Опять поля, леса, ни одной встречной машины… Толокнов очнулся от крика Андрея: