Газета День Литературы # 173 (2011 1)

День Литературы Газета

Пришелец вновь испытал это упоительное сладостное кружение в потоке извергнутого семени и, выпав в колышущееся, пульсирующее нездешним кровообращением женское лоно, мгновенно устремился вперед. Он мчался наперегонки с неисчислимыми десятками миллионов своих космических вариаций, наделённых тем же набором данных, что выпали ему. Он стремился опередить их, потому что разница была только в одном – в энергии ускорения. И в удаче: жизнь сразу ставила в неравные условия! Одних, избранных, лавина семени унесла почти к цели, к узкому горлышку матки, других, подавляющую массу, укатила в глубокую провинцию женского чрева. Пришелец знал, что дело не

кончено: тот, кому легко даётся, легко и теряет. Не останавливаться, не успокаиваться ни на миг – отмерено всего три дня, чтобы явить себя в облике женщины, и всего день, чтобы возродиться мужчиной. Зачатье! – вот она, цель. Если нет его, ты станешь омертвелой плотью, которую бесследно вымоют половые воды. Произойдёт Зачатье – ты обеспечил себе Вечность.

Он ещё не мог – не до этого! – осознать, на какой из парусников вскочил: на Х- или Y-хромосому? И в чьём обличье у него есть возможность прожить ещё одну жизнь на земле? До сих пор – он возрождался в мужчинах, поэтому и нёс в себе долгую родовую память, названную генотипом. Пришелец всё помнил со времён Сотворения мира, но не дано ему было понять: кто, как и каким невидимым пером наносил черты поколений на тончайшую полоску сахарозы длиною в человеческий рост, скрученную мельчайшим клубком в молекуле ДНК? Каждый из людей оставлял на ней свою отметину, не касаясь рисунка, пришедшего от первого пращура. Как и заповедано в Книге:

…и первый будет в последнем...

Дотошный человек научился распутывать эту вязь только по мужской линии, по неизменным чертам генного набора Y-хромосомы. Не потому, что наследственность исчезает в женщине. Просто Х-хромосом в женском организме – сорок шесть. Каждая из них в десятки раз богаче по генному набору, нежели мужская Y-хромосома – единственная, по существу, – инородное внедрение. Проследить наследственность по Y-хромосоме так же, как исследовать состав жидкости по капле. А по Х-хромосоме, – как по капле, растворившейся в океане.

Пришелец унаследовал память о временах, когда на земле жили одни рептилии, не имеющие мужской хромосомы. Женский мир был осклизлым, кишащим, не пытавшимся осознать себя. И тогда Господь вдохнул в плоть жизни Y-хромосому. И если каждая из двадцати трёх пар женских Х-хромосом имеет возможность, как велосипедист в тандеме, отдохнуть, набраться сил, пока напарник крутит педали, а потом, восстановившись, снова взяться за работу, то мужской единственной Y-хромосоме – не на кого переложить ответственность. "Y" в труде без передышки, и восстановиться может только за счёт себя. За счёт борьбы внутренних генов, моделирующих во временном человеке его вечную данность, характер, черты, поступки, – его отношение к добру и злу. Через Y-хромосому внедрился в рептильный мир Вселенский дух, и через неё же может исчезнуть…

Сперматозоид, это фонтанирующее обличье Пришельца, был крепко навеселе! Он упивался своей лёгкостью и удалостью! Лихо расталкивал собратьев, пробиваясь к желанной цели. Хотя и они, его вариации, были такими же разгулявшимися, нестерпимо настырными, оттого, в давке, в расхристанном оголтелом движении гибли полчищами и потоками, а иные, здесь же, бок о бок с ним, засыпали на ходу. Похмелье скоро начинало мучить и его: ведь уже не в первом поколении на записывающей сладкой ленте всё отчётливее и болезненнее отмечался ген, ответственный за алкоголизм. Пришелец собирался волею, устремлялся вперёд, обморочно глотнув влаги женского лона, зло, мстительно, с нестерпимою жаждою

успокаивая себя мыслью, что отыграется за все страдания потом, понуждая родившегося человечка к безмерной усладе зельем.

Одолевала и одышка: с каждым поколением люди всё меньше двигались, противясь предначертанной природой сущности и восполняя недостающую естественную энергию так называемыми препаратами. К тому же в седьмом поколении один из его предков-носителей, из разорившихся, бросивших родовое гнездовье дворян, перенёс тяжелую венерическую болезнь, и только пенициллин, появившийся в те годы, спас его отравленную жизнь. По другой ветви, из крестьян, получивших вольную и побредших по свету, тоже пришла недоброкачественная наследственность: на чужбине человек теряет стыд – проще обмануть, украсть, убить, отдаться похоти.

Соперники-вариации, как и он, загруженные родовой памятью, поражённые наследственными болячками, выбивались из сил, мертвели. Пришельцу приходилось пробиваться буквально по трупам. Ему, вне привычного хромосомного набора, во вневременном существовании, перед возможностью Зачатья, не могли помочь зелья и снадобья. Оставалось полагаться только на себя и верить в благую цель Пославшего его.

Пришелец помнил, как некогда носитель, мужчина, перед первой брачной ночью на сорок дней удалялся от мира, вкушал пищу и готовился, оставаясь наедине с собой и Господом. А наступал срок, и прежде, чем войти в женщину, свершал молитву, призывая силы Небесные, перед чреслами её, понимая, что предстоящее – вселенская великая эстафета. Причастие к таинству Божьему, которое не обретёшь даже в молитвенном доме. Где он – всего лишь посредник, и семя его – либо смертная плоть, либо вечный Дух.

Сперматозоиды впереди внезапно всполошились, разбегались по чреву в стороны. Пришелец также, собрав все силы, резко метнулся вбок, краем зрения успевая заметить, как хищная пасть вируса сомкнулась, пусто лязгнув, прямо у его конечностей. Хмель словно рукой сняло! Пришелец стремглав летел теперь поперёк общего движения, будто мотоциклист по отвесной стене. Акульи зубы громадного, страшного хищника прожектором блистали за спиной, хватая, заглатывая на ходу десятки, сотни тысяч сперматозоидов.

Пришелец скатился в ложбинку, как воин в окоп. Растёкся по дну её, затаился, замер: почти исчез.

Он не переставал удивляться, как быстро даже у него, всё помнящего и знающего, менялось восприятие жизни! Вот только он был частью мужчины и ему нравилась лёгкость и доступность женщины, которая не заботилась о детородстве, а искала, как и мужчина, наслаждения. И в нём всё загоралось, искрилось при её смехе, дурманил запах волос и так сладко было растворяться, будучи частью мужчины, в её ласках. Но здесь, в женской утробе, брошенному на выживание, ему хотелось схватить за руку ту женщину и провести её по своему прошлому.

В начале двадцатого столетия, в годы революции, Пришелец потерял родного брата-близнеца. Вирус присосался и пожирал, пожирал уже зачатую живую плоть, и каждый укус, это страшное кровожаднее смакование, отражались на нём – и страх пожирал его. Он ждал, бессильный к сопротивлению, когда хищник подберётся к нему, уже ни на что не надеясь. Но вирус насытился и заснул, как способны дремать они годы, дожидаясь новую жертву.

Человек, тогда родившийся, был как вирус: уничтожал и уничтожал себе подобных.