Газета День Литературы # 58 (2001 7)
Шрифт:
Вокруг нее капканы и тенета —
Их дьявол ставит! Можно ль крутизну
Нам променять на гиблые болота?
Коварней сатанинского расчета
Нет ничего! И все же ускользну —
Не дамся бесам! Создан для полета,
Из мрака я рвану в голубизну.
О Боже мой, как много разных пут!
Все для отрыва не найду упора —
В
Нас топи отчужденья засосут;
Нас рознь прикончит — это хуже мора.
Мне снится сон: в снегах я умираю.
12.
Мне снится сон: в снегах я умираю.
Не удержать последнее тепло!
Безлюдный Север! К стылому припаю
Обломки шхуны ветром принесло.
Крушенье? Да! И я во сне рыдаю.
Ползу по снегу. Очень тяжело.
Что вижу за сугробом? Волчью стаю!
В моей судьбе возобладало зло.
И вот уходят силы из меня!
Смежаю тяжелеющие веки.
Блаженно это: холод, остыванье —
И мнится мне, что греюсь у огня.
Но не бывать подобному вовеки!
Бог не ответил на мое взыванье.
13.
Бог не ответил на мое взыванье.
И что же? Заступилась Божья Мать —
Совсем не тщетно наше упованье!
Я знаю: возвратится благодать.
Посредничество это воспевать
Я призван свыше! Есть в Господнем плане
Сверхцель такая: светлую печать
Вновь наложить на наше мирозданье —
И смыть навечно пагубу паденья!
Мне ясные даны ориентиры —
Себя за тупики свои кляну.
Моя отчизна — в полосе затменья.
Ах что стихи? Хочу слагать стихиры —
Я не раскаял страшную вину.
14.
Я не раскаял страшную вину.
И вот брожу среди осенних пожен —
Я у сомнений горестных в плену!
Мой путь запутан, символ веры ложен.
Но шепчешь ты, что все-таки возможен
Возврат к истокам! Я не премину
Поверить в шанс — тобой я обнадежен;
Ты нам сулишь весну и новизну.
По нашим весям Лета разлилась.
Потоп
Чудесная возможна переправа.
Державная! Ослабла с небом связь.
Державная! Вокруг одни химеры.
Державная! Больна твоя держава.
21–22.VIII.99
Петрозаводск
Ямиль Мустафин СТРИГУНОК И ДВЕ СУДЬБЫ (Быль)
Шаукат пил страшно, запои длились месяцами. За это время его богатырское тело — двухметровый рост, больше ста килограмм веса улетучивалось. Он становился похожим на уродливый горбыль, снятый с комля старой лиственницы. Шаукат не мог даже говорить — сил не было. Только стонал и всем видом, искаженными от боли и страданий глазами, почерневшим лицом, выказывал, как ему мучительно тяжело. Он требовал у жены похмелиться. Жена стояла рядом и односложно, истомленным голосом отвечала:
— Нету…
В ответ Шаукат начинал биться в конвульсиях, как эпилептик, стонать и скрипеть внутренностями.
— Потерпи… Уж какой месяц пьешь… Пройдет… — ломая до хрустов в суставах пальцы, отвечала жена. — Какой организм выдержит такое? Посмотри на себя — лица нет… Словно обугленный… — Фаузия погладила мужа по голове словно маленького и спросила: — Хочешь баньку истоплю? Помою, полегчает…
— Мой себя! — вдруг взъярился Шаукат. — Принести, говорю, водки! Не то на себя руку наложу! — попытался было встать, но тут же завалился навзничь. Взвыл на фальцете: — При-и-ини-си-ии водки!..
— Что ж ты со мною делаешь? — жалобно, по-детски всплакнула женщина, пытаясь уложить мужа поудобнее.
Нет, что ты со мною делаешь? — огрызнулся Шаукат и попытался оттолкнуть жену ослабевшими руками. — Не принесешь водки — помру… Лучше принеси! На твоей совести будет смерть отца твоих детей!
— Миленький, нельзя тебе… Ты совсем плохой…
— Не-е-ет, ты деньги жалеешь для отца твоих детей… — куражился пьяный. — Вы, бабы, все на одну колодку деланы… Знаю я вас! Добром прошу, лучше налей…
И что тут случилось с послушной, мягкой душой Фаузии. Она вдруг схватила мужа за ворот рубашки, оторвала от подушки и бросила на постель. От неожиданности Шаукат вытаращил глаза и будто протрезвел.
— Мать, что с тобой? — странно тихим голосом спросил муж.
— Вот что… — Женщина побежала за дощатую перегородку, обозначающую кухню. Неимоверно шустро спустилась в подпол и, забыв закрыть его, вернулась к мужу.
— На, жри! Подавись своей водкой! — Фаузия снова закуксилась и дрожащими пальцами стала откупоривать бутылку. Она не обращала внимания на порезы пальцев. Бутылка не откупоривалась. Тогда она вцепилась зубами во впрессованную в горло бутылки фольгу и вырвала ее. Водка булькнула.